– Конечно, – улыбнулся Лефевр. – Я тебя люблю, я тебе во всем помогу… – он откинулся на спинку кресла и сжал переносицу. – Господи, Алита, я ведь чуть тебя не пристрелил. Почему у тебя регистрации-то нет?

Алита пожала плечами. Вопрос про регистрацию она уловила как-то вскользь: в ушах до сих пор звенело: «Я тебя люблю… Я тебя люблю…»

– Не знаю, – едва слышно промолвила она. – Это правда, Огюст-Эжен?

Он отвел руку от лица и посмотрел на Алиту.

– Что?

Несколько секунд она молчала, собираясь с силами, а потом сказала:

– Я тоже тебя люблю, – на этом самообладание иссякло, и Алита почувствовала, что вот-вот расплачется. В груди почему-то стало жечь. – Почему мы с тобой такие дураки?

Лефевр поднялся из кресла и, приблизившись к Алите, протянул ей руку. Мрачная угнетающая волна, которая по-прежнему катилась от инквизитора к ведьме, теперь не была настолько мучительной. Когда Алита встала, Лефевр обнял ее и ответил:

– Не мы дураки, а я. Мне нужно было вести себя по-другому.

Алита вздохнула, слушая, как глухо и размеренно стучит его сердце. Огонь в камине снова начал гаснуть, кругом царила зимняя метельная ночь, и казалось, что ничего уже нельзя ни изменить, ни исправить – оставалось только смириться со сделанным и попробовать жить дальше.

– Прости меня, – промолвила Алита. – Если можешь, пожалуйста, прости меня за все.

Сердце пропустило один из ударов, а потом застучало снова.

– И ты меня прости, – откликнулся Лефевр. – Все должно было быть иначе.

Потом они целовались – жадно и долго, словно прощаясь друг с другом навсегда. Это было мучительно и больно, каждое прикосновение Лефевра отдавалось в теле Алиты ударом тока – возможно, именно так новая ведьминская сущность реагировала на того, кто должен был усмирять ее, но Алита ни за что не отказалась бы от этой боли и этой муки. Она успела потерять слишком много, чтобы утратить еще и себя. Потом Алита как-то вдруг поняла, что они лежат на ковре возле камина, догорающие дрова подернуты серым пеплом, но под ним до сих пор теплится ровный спокойный огонь, похожий на тот, что сейчас медленно разливался по телу Алиты. И в этот миг ей было неважно, что будет дальше, какие планы строит Рекиген, потому что сейчас в мире были только два человека, и только то, что они любят друг друга, имело какой-то смысл.

Постепенно боль ушла, и Алита вздохнула спокойнее и глубже. Теперь, когда они с Лефевром двигались в едином ритме, Алита перестала чувствовать что-либо, кроме нарастающей волны – не удовольствия, ощущение, которое сейчас охватывало ее, было намного больше и сильнее любого удовольствия. Это было какое-то идеальное совпадение внешнего и внутреннего, это был ее личный маленький рай, в котором были только любовь и желание, чтобы любимый был еще ближе, еще сильнее, еще…

Откуда-то издали послышался легкий вскрик, подхваченный зимним ветром и брошенный в пламя камина. «Да ведь это же я», – вдруг поняла Алита. Она чувствовала, как внутри пульсирует и растекается что-то горячее, слышала свое хриплое дыхание, и понимание того, что наконец-то все сделано правильно, накрыло ее с головой. А потом они долго лежали рядом, не произнося ни слова, и это тоже было правильно – в какой-то момент Алита почувствовала, что соединение их душ достигло пика и Лефевр видит себя ее глазами – видит, что он прекрасен, потому что любит и любим. И это было самым правильным.

– Почему все хорошее обязательно заканчивается? – спросила Алита, когда они все-таки поднялись с ковра, привели себя в порядок и отправились пить чай. – Я не согласна.

Лефевр усмехнулся и пододвинул ей коробку пастилы.

– Давай думать, что теперь делать, – предложил он. – Рекиген скоро вернется домой, у меня нарисовались свои матримониальные перспективы…

К своему изумлению, Алита не почувствовала ни удивления, ни досады. Почему бы и нет? Лефевр заслужил право на семейное счастье, даже на иллюзию, как выражается Рекиген.

– Я не хочу тебя отпускать, – признался Лефевр. – Не только потому, что люблю. Потому что принц строит планы, в которых ты мертвая ему выгоднее живой.

Алита понимающе кивнула. За этот месяц она смогла очень многое обдумать и решить, что Рекиген действительно ваяет из нее кого-то вроде здешней принцессы Дианы и трагическая гибель вполне вписывается в его планы. Огюст-Эжен говорил ей об этом с самого начала, но тогда она не хотела его слушать.

– Да, все так, – ответила Алита. – Вот только я пока не знаю, что со всем этим делать. Потому что формально принц не дает никаких поводов для обид или претензий, – она сделала паузу и осторожно добавила: – Рекиген – идеальный муж.

Лефевр понимающе кивнул.

– Что говорит Ахонсо? – спросил он и тотчас же задал второй вопрос: – И что с тобой сделали? Ты сейчас очень сильная ведьма. Я таких за все время работы видел три раза. Сильная и непонятная, вроде бы не злонамеренная, но в то же время темная.