Лефевр слушал и не понимал до конца, где находится, что происходит и как теперь себя вести, – мысли путались, а мир внезапно вывернулся наизнанку и никак не хотел возвращаться обратно. Он растерянно смотрел по сторонам, и память все крутилась вокруг коробочки с орденом, которую вручил государь, – маленькой такой коробочки с крошечной зацепкой на одном из золотых уголков.

– Еще бы, – выдавил Лефевр. – Сказал бы кто раньше, что так будет…

– Никто не ожидал такого взлета, – серьезно сказал артефакт. – Хотя это вполне логично и предсказуемо. Вы поймали самого жестокого серийного убийцу за всю историю Сузы, а вчера отличились, изловив и обезвредив навку, которая приняла облик ее высочества Алиты.

Лефевр закрыл лицо ладонями и некоторое время сидел не шевелясь, пробовал хоть как-то восстановить душевное равновесие. Потом он поднялся и вынул из кармана сюртука крошечную серебряную флягу с коньяком – артефакт сообщил такие новости, что их непременно следовало запить.

К его искреннему удивлению коньяк оказался абсолютно лишенным вкуса.

– Можно поподробней про навку? – поинтересовался Лефевр.

– Эту историю придумала секретная служба его величества, – охотно сообщил артефакт, – чтобы как-то объяснить ваш вчерашний подвиг. Огюст-Эжен, так нельзя. Вы вели себя крайне опрометчиво.

Лефевр только руками развел. Воспоминание о том, как все нутро поднялось, когда он почуял ведьму, обожгло и вскружило. Опрометчиво – пожалуй, не то слово. Он был просто опьянен возможностью охоты. Это было почти безумие.

– То есть вместо Алиты я арестовал и развоплотил навку? Которая приняла ее облик? – Лефевр сделал еще один глоток и завернул крышечку фляги. В конце концов, джентльмены не начинают пьянствовать на рассвете. – И кто послал эту навку?

– Сколько вопросов! – обрадовался артефакт. – Сейчас капитан Мартин Бингалар диктует прессе, что следы этого морока ведут в покои королевской фамилии. Кто-то из высочеств решил скомпрометировать новоявленную принцессу, которую уже успели полюбить все слои общества от мала до велика.

Лефевр схватился за голову. То, что говорил артефакт, полностью вписывалось в его подозрения по поводу планов Рекигена. Конечно, о несуществующей навке скоро забудут, но для принца главное – создать прецедент. Когда будет нужно, эту историю вынут из сундука, отряхнут от пыли и представят всем желающим как доказательство того, что злоумышленники давно начали тянуть к Алите свои грязные лапы.

– Но вам сейчас лучше подумать о другом, – продолжал артефакт. – Его величество не просто так назначил вас министром, сами понимаете. Он планирует ряд реформ для инквизиции, причем таких, которые не прибавят вам любви коллег…

– Например? – перебил Лефевр. Он понимал, что у Ахонсо есть какие-то планы на его счет: государь не на пустом месте устроил ему такой феерический взлет карьеры, и Лефевр не обольщался по поводу своих профессиональных навыков и устремлений.

Артефакт издал странное низкое сопение.

– Например, отмену регистрации для всех ведьм и ведьмаков, – сказал он, и Лефевр снова запустил руку в волосы. Этот нервный жест казался наиболее естественным в его ситуации: Лефевр чувствовал что-то похожее на звенящую пустоту, которая на несколько мгновений накрывает тело после раны – милостивая анестезия, сквозь которую потом все равно пробивается боль, приправленная ужасом.

– Невозможно, – произнес он. – Это невозможно. Это основа всей нашей работы, мы на том стоим…

Артефакт усмехнулся.

– Это дискриминация, мой дорогой Огюст-Эжен. Это злостное нарушение прав человека. Варварство и дикость. Законопослушные граждане отбираются по определенному признаку и отделяются от остальных, проходя унизительную процедуру регистрации. Потом они с трудом могут найти работу, получить образование, устроить личную жизнь. Так не должно быть и так не будет.

Лефевр подумал, что напрасно убрал флягу: коньяка захотелось так, что даже живот свело. Артефакт нес какую-то несусветную чушь – и в то же время Лефевр понимал, что он говорит правду. Так могло случиться. Мир менялся, становясь совершенно непредсказуемым.

– Пожалуй, вы правы, – произнес Лефевр и не узнал собственного голоса. – Такие реформы не принесут мне популярности у коллег.

По голове словно ветерок прошел: Лефевр подумал, что артефакт таким образом приласкал его, погладив по растрепанным волосам.

– Зато народ вас будет на руках носить. Вы только представьте, какое единение власти и общества! Впрочем, это будет еще не скоро, дорогой друг. А самое интересное знаете что?

Лефевр подумал, что после всего сказанного ему просто страшно представить, что еще мог припасти артефакт. Видит Господь, с него было достаточно.

– Что же? – спросил он, когда пауза стала уже неприличной.

– Спуститесь в гостиную, – уклончиво сказал артефакт. – Увидите.