– Софья Тимофеева, – откликнулась Соня, и солнце взорвалось, на мгновение лишив мир звуков и красок. Ослепший и оглохший, Лефевр судорожно цеплялся за ощущение маленькой женской руки в своей руке – оно медленно таяло, становясь далеким, призрачным. Соня уходила навсегда, и это было страшное, убивающее чувство.

Солнце погасло, и мертвый глиняный шарик упал на ковер и покатился под диван.

Лефевр опустил руку.

Сейчас, когда Алита ушла – он по старой привычке называл Соню Алитой, – ему казалось, что он видит сон и вот-вот проснется. Золотое сияние защитного поля медленно угасало: скоро заклинание окончательно утратит силу, а вооруженные люди у забора выждут некоторое время и пойдут на штурм: спасать принцессу и убивать того, кто застрелил его высочество Рекигена. Принц мог сойти с ума после катастрофы, его душу мог поработить демон – неважно. Имеет смысл только то, что Лефевр совершил тягчайшее преступление против короны.

Хорошо, что Алита покинула Сузу. Ее непременно обвинили бы в соучастии в убийстве.

Лефевр пару минут постоял неподвижно, без слов прощаясь с домом и своей прежней жизнью, а затем неторопливо покинул кабинет и спустился вниз. Когда он надевал пальто в прихожей, защитное заклинание иссякло, и золотой купол рухнул – на дом сразу же обрушились звуки: лязганье оружия, стоны артефактов, готовых кинуться в бой, испуганные голоса людей за оградой. Среди них наиболее отчетливо выделялся голос Гуле: старый товарищ примчался на выручку. Лефевр подумал о нем с теплом и искренней любовью.

– А я вам говорю, что пойду! Он меня не тронет! – бушевал Гуле.

Лефевр улыбнулся и толкнул входную дверь. Снаружи сразу же воцарилась обманчивая тишина. Лефевр помедлил, полной грудью вдохнув свежий воздух морозного утра.

– Огюст-Эжен! – заорал Гуле. – Это ты, дружище?

Лефевр услышал скрип, и над садом прогремел смутно знакомый голос кого-то из полицейских чинов:

– Господин министр! Выходите! Поднимите руки так, чтобы я их видел!

Усмехнувшись, Лефевр толкнул дверь и, заложив руки за голову, неторопливо вышел в рассвет.

Таня вынырнула из глубин тяжелого похмельного сна и долгое время не могла сообразить, где находится. Вроде бы в клуб они поехали с Иркой и Гошей, а там Таня познакомилась с симпатичным пареньком и, по идее, отправилась к нему домой, сев в новенький «фольксваген». На этом месте память сбоила, показывала серый шуршащий экран и издевалась. Таня почесала глаз, убедилась-таки, что находится в собственной съемной квартире на Нижнем Подьячеве, и в очередной раз дала себе самую искреннюю клятву, что никогда больше не будет пить, разрази ее гром на этом самом месте.

Мочевой пузырь настойчиво напомнил, что если Таня продолжит валяться в кровати и убивать перегаром тараканов во всем доме, то он разразит ее не хуже грома. И на этом месте, да, вздохнув, Таня поднялась и потащилась в туалет.

Когда она вернулась в комнату, то застыла в дверях и перекрестилась. Вроде бы Таня никогда не была алкоголичкой, но белочка к ней все-таки пришла.

В центре комнаты, спиной к Тане, стояла рыжая женщина в мужском пальто странного покроя и тапках с загнутыми носами. Из-под пальто выглядывали кружева чего-то вроде ночной рубашки. В руке женщина держала туго набитую сумку.

Парализованная отвратительным липким ужасом, Таня только и смогла прошептать:

– Изыди, мать твою за ногу…

Рыжая обернулась, и Таня схватилась за сердце: перед ней стояла Сонечка Тимофеева, пропавшая без вести полгода назад. Они с мужем ходили на презентацию какой-то книги, потом Соня вышла из магазина, и с тех пор ее никто не видел. Как же убивался Никитос!

– Сонечка, ты? – жалобно спросила Таня. Она очень любила Соню, свою добрую и искреннюю подругу еще с института, но теперь ей почему-то пришло в голову, что Соня все-таки умерла и это призрак пришел с ней проститься.

Лицо Сони дрогнуло, она бросилась к Тане и обняла ее.

– Живая? Сонька, ты живая? Господи! – Таня сжала подругу в объятиях и разревелась. Так они стояли и плакали, и каждая не могла поверить в то, что рядом с ней снова дорогой и близкий человек.

Наконец Соня отстранилась от подруги и, вытирая слезы, спросила:

– Тань, у тебя попить есть?

– Конечно! – воскликнула Таня, сразу же вспомнив о том, что у нее имеется не только попить, но и поесть, и выпить. – Пошли на кухню. Ой, надо же Никитосу позвонить!

Соня схватила ее за руку, и Таня увидела, что лицо девушки искажено самым настоящим ужасом.

– Ни в коем случае, – прошептала Соня. – Тань, он ничего не должен узнать.

И было в ее голосе что-то такое, отчего Таня сразу же поняла: в исчезновении Сонечки ее муж замешан по самые уши.