Отрицательно покачав головой, Соня накинула пальто Лефевра – слишком большое и громоздкое – и, улыбнувшись бармену, покинула кафешку. Один из парней, наблюдавших за девушкой, поднялся было со стула, но более опытный товарищ придержал его. Он правильно оценил выражение лица несостоявшейся добычи: если сперва она выглядела глупенькой и наивной девчонкой, то потом за маской доверчивости вдруг сверкнул глазами хищник, с которым не стоило связываться.

Неторопливо шагая по улице, Соня пришла к выводу, что ряд планов придется поменять – ей все-таки нужно было заглянуть домой. Хотя бы для того, чтобы забрать паспорт, конечно, если он все еще лежит в ящике стола. Соня предпочитала отложить встречу с Никитосом до последнего: она никак не могла собраться с силами, чтобы посмотреть в глаза мужа, но теперь неприятное вяжущее чувство, делающее жертву жертвой, растаяло. Глиняное солнце сказало, что Соня будет сражаться, и сейчас у нее были для этого силы.

Зло надо остановить. Соня решила, что не будет откладывать сражения.

Родной дворик встретил ее так, словно Соня и не покидала его на полгода, – здесь ничего не изменилось. Малыши по-прежнему лазили по переплетениям труб, лестниц и перекладин детского городка, на веревках сохло белье, которое тут вывешивали в любую погоду и во все времена года, и кабысдох Сониной соседки, обычно гулявший сам по себе, задирал лапу на забор. Соня подошла к своему подъезду и, подняв голову, посмотрела на окна на третьем этаже. Все было как обычно. На кухне была открыта форточка – значит, Никитос дома. Интересно, один или в приятной компании?

Дверь подъезда открылась, и во двор вывалилась Армине – ее выволок за собой огромный дог. Их прогулки были вечной потехой: в Армине было максимум сорок килограммов, и она летала за псом, как брелок, пристегнутый к ошейнику. Улыбнувшись, Соня вошла в подъезд и задумчиво провела кончиками пальцев по почтовому ящику с номером «9». Как обычно, набит всяким бумажным барахлом…

Соня хранила запасной ключ у соседки с первого этажа, и у нее хватило ума не рассказывать об этом Никитосу. Надавив на пуговку звонка, Соня ждала несколько долгих минут – баба Тамара двигалась медленно. Наконец дверь открылась, и старушка, рассмотрев лицо гостьи, всплеснула руками:

– Господи, Сонечка! Живая!

– Живая, баб Том, – ответила Соня. – Мне бы ключик.

Баба Тамара нырнула куда-то в недра шкафчика, долго возилась там и в конце концов вынула связку ключей.

– Сонечка, где ж ты была? – спросила она. В глазах доброй старушки сверкнули искренние слезы радости и ушедшего горя. – Никитушка весь извелся…

Соня криво усмехнулась. Извелся, значит…

– Никита меня убить хотел, – просто объяснила она. Баба Тамара замерла с раскрытым от изумления ртом. – Но так, чтоб без следов. Продал чуркам в рабство. Я сбежала, – запустив руку в сумку, Соня извлекла один из денежных сверточков и протянула соседке. – Это вам.

– Как же это, господи… – пролепетала добрая старушка, на автомате принимая деньги. Баба Тамара смотрела все сериалы и ток-шоу, поэтому поверила бы не только в продажу опостылевшей жены в рабство. – Сонечка, да как же…

Соня улыбнулась.

– Я пойду, баб Том. Не болейте.

На ее счастье, Никитос не поменял ни замки, ни дверь. Несколько минут Соня стояла у порога, чувствуя себя вампиром, который не может войти в дом. Потом она сумела взять себя в руки и прошептала по-валеатски:

– Господи, помоги мне.

На пятом этаже кто-то вышел на площадку. Соня услышала щелканье зажигалки, вздохнула и бесшумно сунула ключ в замочную скважину.

Никитос был не один: войдя в полутемный коридор, Соня услышала возню и стоны из спальни. «Надо же, – подумала она, неслышно подходя к прикрытой двери в комнату, – даже не стесняется». Почему-то ей снова стало весело.

Она застала мужа и бывшую лучшую подругу в самый разгар любовного действа. Парочка расположилась спиной к двери; некоторое время Соня смотрела, как ритмично двигается зад Никитоса, а потом демонстративно покашляла в кулак и сказала:

– Прелюбодеяние. На супружеском ложе.

Никитос шарахнулся в сторону и уставился на Соню так, словно она восстала из мертвых. В каком-то смысле это так и было; Соня одарила его циничной улыбкой из богатого арсенала Рекигена и посмотрела на Ирку – та вытаращила глаза и открывала и закрывала рот, будто от ужаса чем-то подавилась.

– Я подаю на развод, Никитос, – сообщила Соня. – Забирай эту шалаву и проваливай, чтоб я тебя не видела.

Никитос натурально лишился дара речи. Сейчас он был похож на капризного ребенка, который готов забиться в истерике. Конечно, ему же обещали, что гадкая жена больше не появится на горизонте – а она вот, стоит подбоченясь и еще смеет ухмыляться.

– Сорок пять секунд. Подъем! – процедила Соня.

Ирка оказалась сообразительнее Никитоса: она соскочила с кровати, мигом сгребла с пола шмотки, сорванные в порыве страсти, и поскакала в коридор. Вскоре хлопнула входная дверь: бывшая подруга действительно уложилась в отведенное время.