– Вам бы, господин допросчик, романы писать, – мрачно сказал Лефевр, отпивая безвкусный кофе. – Имели бы бешеную популярность. Я появился во дворце уже после того, как принц обезумел. Спросите ваших экспертов, пусть они скажут, как Рекиген использовал заклинания.

– Уже найдено сильное стороннее воздействие, – со знанием дела добавил Гуле и достал из кармана еще один листок. – Принцем Рекигеном руководил некто гораздо сильнее злонамеренного мага Лефевра. Полюбуйтесь, вот все результаты.

Он швырнул листок допросчику – тот поймал бумагу, и его лицо стало каким-то жалким – и сказал:

– Это была одержимость вроде той, которой был подвержен приснопамятный Мороженщик. Милорд Лефевр выполнил свою работу.

Допросчик некоторое время расхаживал просто так, молча, потом он утратил всякую сдержанность и рявкнул:

– Ты убил принцессу, гнида! Где ее тело? Что ты с ней сделал?

Лефевр допил кофе и встал с лавки. Пол качнулся под ногами, окружающий мир затянуло серой пеленой наступающего обморока, но он сумел-таки устоять и, проговорив:

– Ее высочество жива. Но все подробности я расскажу государю – и только ему, – все же не выдержал и рухнул на пол допросной.

⁂

Разумеется, его не повели к Ахонсо вот так сразу. Лефевр провел ночь в тюрьме, и, несмотря на все усилия Гуле, его засунули в самую грязную камеру – постарался безымянный допросчик, который так и не счел нужным представиться. Когда Лефевра уводили, он вдруг ухмыльнулся и сказал:

– Ловко ты имущество переписал. Значит, планировал убийство и готовился. Может, бабенку твою тряхнуть? Мои ребята любят таких нежных и трепетных блондиночек…

Лефевр и бровью не повел. Достать дочь председателя Куатто, да на Феленских островах, у которых были весьма натянутые отношения с Сузой, – для этого у судейских были руки коротки. Допросчик понял, что его выстрел не поразил цели и приуныл.

Пока Лефевра допрашивали, столица готовилась к похоронам принцев. Всюду были черные траурные флаги, люди занавешивали окна и посыпали волосы темно-синей краской хаула в знак безутешного горя. От Ахонсо не отходили врачи: страшная смерть сыновей стала для него мучительным потрясением, и все действительно опасались за жизнь государя. Тела принцев и их жен перенесли в дворцовый храм для отпевания и некоторое время спустя туда же доставили гроб с телом Рекигена. Экспертная комиссия сочла, что принц к моменту преступления был мертв, то есть никак не несет ответственности за свои действия и имеет полное право на отпевание и погребение.

Тело ее высочества Алиты так и не было найдено. Народ волновался, и на улицах то и дело возникали мелкие стихийные митинги, которые полиция и не думала разгонять – искренне плачущие люди требовали наказать убийцу, если Алита мертва, или найти ее живой. Похоже, судьба народной принцессы волновала всех намного больше гибели принцев.

– Ангел наш, – постоянно повторяли в толпе, – неужели улетела к Господу?

Если бы Лефевр слышал это, то наверняка ответил бы утвердительно: да, улетела. Покинула этот мир. Но он лежал на деревянной лавке в подземелье, слушал, как где-то монотонно капает вода, медленно, но верно усиливая головную боль своим размеренным падением, и думал о том, что Алита спасена – и это было важнее всего. Лефевр понимал, что никогда больше не увидит ее. Алита, Соня Тимофеева, вернулась домой и бесконечно счастлива этим возвращением. Разве может быть иначе? Там у нее друзья, привычный мир, люди, которые говорят с ней на одном языке, там все принадлежит ей, и она никогда не будет чувствовать себя несчастной чужачкой.

Будет ли Алита скучать по этому миру? Вряд ли. Лефевр был в этом уверен. И о нем, Лефевре, Алита наверняка забудет тоже. Он, в конце концов, был просто частью невероятного, авантюрного приключения, а приключение подошло к концу. В конце концов, что между ними было? Даже мимолетным романом не назвать… И Лефевр лежал на лавке, вслушивался в боль, щедро оставленную пыточным станком, и пытался смириться со своей потерей.

У него это почти получилось.

Ранним утром его вывели из камеры и, ни слова не говоря, повели в сторону допросной. Лефевр шел за молодым инквизитором нулевого ранга, заступившим на службу пару месяцев назад, думал о том, что его, возможно, отправят из допросной прямо на эшафот, и понимал, что ему все равно. Вчерашнее равнодушие к собственной судьбе вернулось, и Лефевр ощутил невольное облегчение.

Он сделал все, что мог. Будь что будет.

В допросной его ждали Гуле – несмотря на раннее утро, он выглядел очень энергичным и уверенным в себе – и вчерашний допросчик. Судя по желчному выражению его лица, карьерный рост откладывался на неопределенный срок. Смерив Лефевра презрительным взглядом, он пододвинул к нему папку с бумагами по делу и процедил:

– Распишись, где галочка. Или палец приложи.