– Его величество Ахонсо сегодня не имеет возможности присутствовать на заседании, – продолжал судья. – Однако он прислал исчерпывающий рассказ о показаниях, данных ему обвиняемым. Мы все задаем себе вопрос: где ее высочество Алита?

Он сделал красивую трагическую паузу, и Лефевр подумал, что в судье действительно погиб великий актер. Возможно, он с юных лет мечтал о сцене, а родители заставили его учиться юриспруденции…

– Да! – заорал кто-то снаружи. – Где она?

В зале снова зашептались. Судейские чинуши – все как один долговязые, в алых мантиях и белых париках с невообразимым количеством локонов – заерзали на своих скамьях. Заседание затягивалось, и это им не нравилось. Гуле мрачно смотрел на бумаги по делу, лежавшие перед ним.

– Государь изволил сообщить суду следующее. Принц Рекиген был одержим неизвестным духом, похожим на того, который терзал приснопамятного Мороженщика, – продолжал судья. – Он напал на ее высочество Алиту и с помощью злонамеренной магии нанес ей раны, несовместимые с жизнью. Милорд Лефевр, спасая принцессу, застрелил Рекигена и через туннель разрыв-камня перенес девушку в свой дом, желая спасти ее теми артефактами, которые имел в личном пользовании, и не допустить, чтобы дух, погубивший его высочество, переселился в принцессу.

Лефевр почувствовал, что у него в прямом смысле слова открылся рот от изумления. В зале и на улице воцарилась гробовая тишина. Судья поправил очки и вернулся к чтению.

– Ее высочество Алита умерла от ран, нанесенных одержимым супругом. Тело ее развеялось в прах под действием злонамеренной магии, – судья сглотнул, дотронулся до горла и продолжал: – Его величество Ахонсо властью и волей сузианского государя и владыки выносит по этому делу следующий приговор.

Угрюмо усмехнувшись, Лефевр подумал, что судьба наверняка приготовила для него очередную кривую гримасу. Например, государева преступника надо будет отдать на съедение львам. В самом деле, после такого поворота он готов был ожидать чего угодно.

– Признать обвиняемого Огюста-Эжена Лефевра виновным в убийстве его высочества Рекигена бин Альбоа. Признать обвиняемого невиновным в убийстве ее высочества Алиты Росса, баронессы Ковенской. С учетом того, что принц был одержим и вернулся в мир живых по воле сил, противных Господу нашему, особо отметить, что обвиняемый действовал в рамках инквизиционного протокола и уничтожал зло, как поклялся, принимая присягу.

Гуле вскинул голову и улыбнулся: лихо, весело, молодо. Надежда окрылила его.

– Его величество выносит следующее решение, – судья не выдержал, откашлялся в кулак: – Заменить смертную казнь на высылку к дальним рубежам Сузы сроком на год. На этот срок лишить обвиняемого всех чинов и званий и обязать вести жизнь смиренную и нищенскую с еженедельной исповедью и покаянием. Отправить…

Лефевр не мог вспомнить, что было потом. Вроде бы Гуле обнимал его, крича что-то радостное и насквозь нецензурное. Вроде бы кругом вопили и ликовали люди. Он не был уверен ни в чем, и почему-то это его радовало.

– Задумался, сын мой?

Встрепенувшись, Лефевр обнаружил, что и впрямь слишком глубоко погрузился в воспоминания. Служба закончилась, церковь опустела, и отец Витторио, маленький и энергичный, подошел к нему с томиком исповедных молитв.

– Да, отче, – признался он. – Задумался.

Отец Витторио улыбнулся. До рукоположения в сан он прославился в качестве известного наемного убийцы, и если раньше на его клинке была выгравирована надпись: «Каждый удар – смертелен», то сейчас он с прежним пылом и рвением нес кару еретикам в каждой проповеди. Каждое его слово, искреннее и горячее, было таким же смертельным для зла, как и удары, нанесенные им в мирской жизни.

– Присядем, – предложил он и, когда Лефевр послушно опустился на скамью, произнес: – Ты здесь уже полгода. Скоро срок ссылки истекает. Чем планируешь заниматься потом?

Лефевр неопределенно пожал плечами. Не то чтобы он лишился привычки строить планы – просто ему действительно было все равно.

– Не знаю, – признался он. – Скорее всего, уеду из Сузы. Злонамеренные ведьмы и ведьмаки существуют не только здесь. А больше я ничего не умею, только охотиться на них.

Во взгляде отца Витторио мелькнуло нечто похожее на уважение.

– Разумные мысли, – похвалил священник. – Ты слишком одиозная фигура для нашей бедной родины.

– О том и речь, – сдержанно улыбнулся Лефевр. Он прекрасно понимал, что именно планирует отец Витторио на его счет. Люди, умеющие профессионально управляться с оружием, всегда нужны в здешних краях бесконечной и бессмысленной мести.

– Как твоя тоска? – осведомился священник.

Лефевр пожал плечами:

– Она неутолима.

Отец Витторио понимающе кивнул.

– Говорят, что если Господь отнимает у нас все, то взамен дарит надежду, – сказал он. – Уверен, ты уже слышал это раньше.

– Слышал.

– Иди, сын мой, – произнес священник. Он не утруждал долгими беседами ни Лефевра, ни себя. – Храни тебя Господь.