– Пойдемте-ка, Дмитрий, чай пить. Расскажете, во что на сей раз Надюшка моя влипла, – предложила женщина. – Если не хотите чаю, могу налить кофе.

Телохранитель смешался, не зная, что именно он может и должен рассказывать. И не погонят ли его прочь из дома и со двора после новостей о похитителях девиц – прямых подчиненных Шельги.

– Не волнуйтесь вы так, – почти правильно истолковала замешательство мужчины Вера и сочувственно прибавила: – У Нади без приключений и чудес редкий день проходит. Такой моя девочка уродилась! Я привыкла!

– Она у вас удивительная, – искренне согласился Дмитрий. – Будь у меня такая дочка, я бы, наверное, гордился неимоверно и так же страшно боялся за нее каждую секунду.

– Вы знаете, Дима, – Вера подошла к мужчине и удивительно уместно, будто частенько так делала, положила ладонь на его так же машинально подставленный локоть. – Это странно, но мне кажется, за такими, как моя Надюшка, кто-то там наверху присматривает отдельно. Поэтому я, конечно, за нее переживаю, но не до дрожи в коленках и не до сердечных колик. А иначе бы, наверное, уже давно поседела.

Рассказывать об отраве и странных видениях на кухне, оставивших смутный отпечаток в памяти, собеседница не стала. Дима не Ванечка, вряд ли проявит соответствующий интерес, но прозвучали слова Веры весьма убедительно.

После взрыва плазмы у шефа и дачки Сереги, развалившейся по кирпичику, Дмитрий был готов поверить во что угодно, кроме, пожалуй, того, что Надя сама заложила взрывчатку в обоих случаях и, как профессиональная суицидница, подорвала их вместе с собой.

– Спасибо за приглашение на чай, Вера, с удовольствием его принимаю. Только, простите уж, Надя права, мне сначала надо сделать один звонок.

– Конечно, я понимаю. В вашей работе выходных порой не бывает, – безмятежно согласилась женщина и предложила: – Поднимемся в квартиру, из столовой позвоните. А я пока чайник поставлю.

Больше отпираться Шельга не стал. Вдвоем, рука об руку, будто так и ходили всю жизнь, словно так и надо, и только так уместно и правильно, мужчина и женщина пошли к дому.

Между тем у Надежды, стоявшей напротив площадки с мусорными контейнерами лицом к синему и зеленому массивам с неблагоуханным содержимым, тоже шел преинтереснейший разговор.

Смывшиеся после фиолетовой вспышки с разрушительными последствиями Силы Двадцати и Одной вернулись, принеся с собой истерическое состояние и экран, развернутый в дом законника, как они упорно именовали специалиста-юриста. Помятый и очевидно не просыхавший уже изрядный срок Дарсен ныне был трезв. Вернее, магически вытрезвлен и оттого еще более раздражен. Он походил на потрепанного бурей шмеля.

– И что у вас такого, драные демоны побери, стряслось, чтобы орать и трясти меня, как сливу по осени? – ворчал Виндер. Машинально одной рукой он пытался пригладить торчавшие сосульками грязные космы, а второй нащупать на столе бутылку или, на худой конец, бокал с выпивкой. Тщетно! – Никого, насколько я вижу, прям сейчас не убивают. Жива-здорова ваша драгоценная девица-избранница. Вернее, такой же чахлый цветочек, как была. Правда, чего-то ее на помойку занесло, но душевные болезни – это не по моей части. Целителя поищите!

– Я же говорила, не надо его звать, – тихо укорила девушка Силы. – Ему со своей бы болью разобраться. Не до чужой.

– Что ты понимаешь, соплюшка, в моей боли! – заводясь с полоборота, грохнул кулаком по столу юрист.

– Ничего, – не стала спорить девушка.

– Ты никого небось еще не теряла! – продолжил разоряться мужчина.

– Никого, – согласилась Надя. – И даже если бы со мной такое случилось, я не смогла бы увидеть в нашем мире без магии, куда ушли дорогие мне люди, и порадоваться за них. Не смогла бы зайти в кабак и напиться с собственной женой, как с новым приятелем. Стать другом семьи маленького сына, обернувшегося взрослой дочкой – не смогла бы. Это ведь так здорово, посмотреть на души любимых в новых телах!

Юрист замер в кресле, как громом пораженный. Он сидел, беззвучно открывал и закрывал рот, а потом судорожно выдохнул, выпуская гнев, боль, осознание собственной глубинной неправоты. Из красного от гнева он стал белым, потом густо-розовым от стыда и просипел:

– Я неблагодарный идиот.

Опровергать сию сентенцию никто не спешил – ни несколько растерявшиеся от бури человеческих эмоций Силы, ни Надя. Если Надюшка и подумала: «Есть маленько», – то очень тихо и про себя.

– Спасибо, Силы, спасибо, Надежда, – тихо промолвил Дарсен, склонив голову и в знак признательности прижимая к груди обе раскрытые ладони. – Поскольку вопрос срочный, я готов работать. Только, если можно хоть малость подождать, я бы сначала ванну принял. Несет от меня, как от ребса, забредшего в кусты с ягодами-вонючками.