— Храм все еще действует. — Лафотьер неопределенно пожал плечами. — Некоторые верят, что ваша Прародительница по сей день время от времени туда наведывается. С течением столетий питающая его сила восстановила защиту, и магам на остров теперь снова доступ закрыт.

Я вновь вздохнула.

Уж не знаю, правда ли прежнюю Акиру выносило от алкоголя, и понятия не имею, сколько ей приходилось для этого выпить, но меня от небольшой дозы вина внезапно склонило в сон. В какой-то момент я почувствовала, что готова заснуть прямо на полу, благо была укутана в теплое одеялко.

Вставать было лень.

Подрагивающие на стенах тени умиротворяли и гипнотизировали, где-то на улице заводили трели соловьи, и сквозь приоткрытое окно просачивались ароматы цветущих яблонь. А еще по стеклу вскоре начал мерно барабанить дождь, благодаря чему находиться в теплом помещении стало еще приятней.

Потом я внезапно поймала себя на том, что действительно засыпаю, свернувшись при этом тугим пушистым комком.

И когда только обратиться-то успела?!

Невольно встрепенувшись, я привстала, выпустила когти и зачем-то потрепала, словно бы взбивая, одеяло. Потопталась, помурлыкала, поймала на себе насмешливый взгляд Лафотьера, демонстративно фыркнула и снова улеглась. На этот раз заснула быстро.

…Я шла по заснеженной тропинке, пролегающей между цветущими белоснежными деревьями. Снег и цветы — странный для природы контраст, но здесь он создавал удивительную гармонию. Было совсем не холодно, а легкий обволакивающий ветер срывал с деревьев белые лепестки и ронял их на землю, смешивая с равным им по оттенку снегом.

Казалось, я уже бывала здесь раньше. Когда-то давным-давно… так давно, что ни за что не вспомнить.

— Эй, догоняйте! — неожиданно прозвучало где-то поблизости.

Обернувшись на голос, я увидела рыжеволосую девочку с чуть вздернутым, покрытым веснушками носиком. Ее замотанный в несколько слоев синий шарф контрастировал с окружающей белизной, как и голубое шерстяное платье.

— Вот еще, — фыркнула другая девочка, обладающая черными волосами, едва достающими до плеч. — Это все детские глупости, а я уже взрослая!

— Вечно ты задаешься! — беззлобно обратилась ко второй третья — миловидная девчушка с длинными светлыми кудряшками.

— Эй, Малетта, догоняй! — крикнула ей рыжая.

И тут же помчалась вперед, а блондиночка припустила за ней. Черноволосая снова показательно фыркнула и, сложив руки на груди, неспешно двинулась за ними.

Не сводя взгляда с их кошачьих ушей и хвостов, я пошла следом. Странно, но хотя дети двигались быстрее меня, я не отставала и слышала все, что они говорили. Девочки же, судя по всему, меня не видели.

«Это воспоминание», — приятный женский голос прозвучал прямо у меня в голове.

— Попалась, Сонна! — радостно взвизгнула светловолосая, поймав рыжую.

А затем они обе спрятались за деревом и, дождавшись, пока важно задирающая нос подруга приблизится, принялись забрасывать ее снежками. Их хохот перемежался с недовольными криками черноволосой, но вскоре и она, забыв о показной важности, с азартом пуляла снежки в ответ. Закончилась эта эпопея дружным падением в снег.

— Везет тебе, Кир, — глядя на нежно-дымчатое небо, проговорила Сонна. — Уже оборачиваться научилась…

— Ага, наша Акирка вечно во всем первая, — проворчала Малетта, сдув прилипшую ко лбу кудряшку.

Черноволосая фыркнула и с уверенностью заявила:

— И так будет всегда. Я всегда буду первой! Всегда и во всех жизнях!

— Гордячка. — Сонна незаметно взяла пригоршню снега. — А как тебе такое?!

Когда снег попал «гордячке» за шиворот, началась сопровождаемая громкими воплями куча-мала.

Я смотрела на этих детей, смотрела… и уже знала, кого вижу перед собой. По крайней мере, знала одну из них. Ту самую черноволосую гордячку — Киру… Акирку… Акиру… себя. Двух подруг вспомнить не могла, хотя лицо Малетты казалось смутно знакомым, а в груди болезненной глубокой раной разливалась тоска.

«Ты была самой талантливой, — прозвучал в мыслях все тот же голос. — Многому научилась за свою первую жизнь. И в последующие жизни вы были неразлучны».

Я хотела спросить, где они обе сейчас, но почему-то не смогла произнести ни слова. А затем весело хохочущие девочки вдруг исчезли и мир окрасился алым. Сменили цвет лепестки яблонь, а по белому снегу побежала кровь. И там, где она бежала, мне чудились проглядывающие из сугробов маки…

Затем все перед глазами стало расплываться, в уши словно заложили вату, и я провалилась куда-то вниз.

Первое, что обнаружила, проснувшись, — я голая. Второе — рядом, непозволительно тесно прижавшись ко мне, спит мужчина, тоже почти голый. Третье — мы лежим под одним одеялом, а у кровати пристроилась пустая бутылка из-под вина. Как мы на этой довольно узкой кровати вообще уместились — тема отдельная.