Пока ликои — одна из плоти и крови, а другая в эфирном воплощении — выясняли отношения, я, наблюдая за ними, никак не могла осознать, что это самое эфирное воплощение еще буквально несколько минут назад было частью меня.

Я так увлеклась созерцанием Акиры, что не успела вовремя отреагировать, когда Малетта внезапно бросилась ко мне. Зато успел Лафотьер, оттолкнувший меня в сторону. Мы кубарем покатились по полу и оказались практически у самой двери. Мэр попытался было схватить меня сзади, но Лафотьер вновь оказался быстрее и так съездил ему по физиономии, что тот отшатнулся и упал не хуже, чем от магического удара.

— Бежим! — поднимая меня с пола, крикнул Лафотьер.

— Там же Федя, — попыталась возразить я.

Но он, буквально силком таща меня за собой, еще громче рявкнул:

— Живее, Рита!

На ходу открыв дверь, мы выбежали в коридор и едва успели уклониться от последовавшей за нами Малетты, на всех парах вылетевшей в окно и выпавшей на улицу. За ней устремилась Акира, которая и отправила бывшую подругу в этот полет.

Не сговариваясь, мы с Лафотьером подошли к тому самому окну и выглянули на улицу. Схватка между Акирой и Малеттой продолжалась недолго, но бурно. Должно быть, это тихое место не видело таких сражений со времен нашествия темных магов!

Отвлеклись мы лишь на минутку, чтобы перенести все еще бесчувственного Федю в коридор. А когда затем снова выглянули на улицу, увидели, что картина переменилась.

Запыхавшаяся Малетта упала на колени около фонтана и, тяжело дыша, отерла бегущую из носа кровь — лишнее подтверждение тому, что она выжала свой максимум.

— Ну давай же, убей меня, — подняв взгляд, сипло выдавила она. — И покончим с этим, ты победила!

Акира, как мне показалось, горестно вздохнула и, присев рядом с ней, возразила:

— Я не хочу тебя убивать, Мата. У меня было двадцать два года и на то, чтобы тебя простить, и на то, чтобы обдумать все, что я совершила и через что прошла за свои предыдущие жизни. Я еще в момент смерти поняла, как сильно ты меня ненавидишь. Увидела твой взгляд среди сотен других, взирающих на мою казнь… Наверное, я этого заслуживаю.

— Конечно, заслуживаешь! — вскинулась Малетта. — Ты погубила нас! Погубила Сонну, наставницу, всех! Все из-за твоей беспечности!

— Да, так и было, — покаянно склонив голову, согласилась Акира. — Я всегда была слишком гордой, чтобы открыто это признать. И это бремя тяготит меня на протяжении пяти веков. Я уже фактически мертва, Мата. Меня предал тот человек, которого я безмерно любила. Меня пытали, истязали, унижали больше, чем других. Ему это доставляло удовольствие. Я убила его. Его сына. Заставила страдать внука. Что еще я могу сделать, чтобы искупить свою вину?

Даже теперь, когда я не была связана с Акирой, ее сквозящая в каждом слове боль все равно бередила сердце. Исподлобья взглянув на Лафотьера, тоже наблюдающего за этой сценой, не смогла понять, о чем он думает — его лицо будто закаменело.

— Она умерла прямо здесь, — дрогнувшим голосом произнесла Малетта. — На этом самом месте. У фонтана… помнишь?

— Помню. — На глазах бесплотного духа выступили такие же бесплотные слезы. — Помню, Мата.

— И наставница, — продолжила та. — Она так часто сидела здесь. Нам было так хорошо, так… спокойно.

Еще совсем недавно я бы не поверила, что она может говорить с такой надрывной тоской. Что может чувствовать так глубоко. И что картины прошлого могут на некоторое время затмить в ней горящую последние столетия ненависть. Малетта посвятила всю себя этой ненависти и жажде мести. А сейчас, почти потеряв ее, словно бы лишилась главной опоры.

Прилетевший ветер сорвал с ее шеи шелковый шарф, открыв всеобщему обозрению оставшийся от ошейника шрам. Почему я никогда его не замечала? Так же как Лафотьер долгое время не замечал мои.

Как часто мы проходим мимо чужой боли, не замечая ее. Не потому, что не хотим, а просто потому, что не находим времени, занятые собственными переживаниями.

— Я уйду в Немирин, Мата, — произнесла Акира. — Но у тебя впереди еще остаток этой и целая девятая жизнь. Больше сотни лет в запасе, и ты можешь потратить их на что-то стоящее. Тебе всегда нравились цветы. Из всех эликсиров больше всего нравилось придумывать формулы тех, что связаны с садоводством. Поезжай в новый город, открой свой магазин. Ты ведь так красива, и еще можешь полюбить. Заведи семью, роди дочь… Пожалуйста, Мата, пусть хотя бы одна из нас будет счастлива!

По щекам Малетты ручьями стекали слезы.

— Ты не можешь мне этого говорить, — выдавила она. — Ненависть к тебе — все, что у меня осталось. Не отбирай это…

— Значит, не так уж сильно ты меня ненавидишь, раз это чувство так легко отобрать, — улыбнулась Акира. — До той трагедии ты была самой доброй из нас. Я вечно задирала нос, а Сонна всегда всех смешила.