Старший зерр коротко мне кивнул, и я, решив, что отступать все равно поздно, стянула многострадальный платок. Причем снимала его с каким-то необъяснимым удовольствием, медленно, неотрывно наблюдая, как меняется лицо развалившегося в кресле мужика. На отсутствие внимания от противоположного пола я не жаловалась, но никогда не сражала своим видом наповал! А всего-то и стоило, что обзавестись меховыми ушами, и вот, пожалуйста — уже который по счету в обморок едва не бухается…

— Да чтоб я сдох… — округлив глаза, выдохнул начальник. — Акира?

— Да чтоб вам жить и здравствовать, потому что я — Маргарита, — возразила ему.

Подавшись вперед, он вглядывался в мое лицо несколько долгих секунд, а потом внезапно подскочил на ноги и выкрикнул:

— Черт знает что, Акира! Ты же умерла! Окончательно умерла!

И, резко переменившись в лице, зачастил:

— Надеюсь, ты понимаешь, что в тот раз я сделал все, что мог… но казнь была делом решенным, я уже не мог ни на что повлиять… Ты ведь не собираешься мстить? Не для того снова переродилась, да?.. Все кары на мою бедную голову, как у тебя получилось вернуться?!

На некоторое время опешив, я обменялась взглядами со старшим зерром, в глазах которого тоже читалось непонимание. А затем взяла себя в руки, сконцентрировалась и из всей тирады вычленила суть.

— Как вы сказали? — Наверное, в моем голосе отразилось нечто зловещее, потому что раскрасневшийся пузач отступил на шаг. — Казнь? Моя восьмая жизнь прервалась, потому что меня казнили?

Час от часу не легче!

Но реакция начальника мне понравилась. Если прежде я думала, что ликой здесь боятся из-за суеверий, то теперь закралось подозрение, что дело не только в них. Если уж глава местных правоохранительных органов так от меня шарахается, значит, я и в правду что-то могу? Точнее, могла.

— Она ничего не помнит, — пояснил за меня старший зерр. — Кроме последней жизни, которую провела по другую грань.

Начальник медленно опустился обратно в кресло, не сводя с меня растерянно-ошарашенного взгляда.

Не дожидаясь приглашения, я подошла к его рабочему месту, расположилась напротив и, угрожающе подавшись вперед, потребовала:

— Немедленно рассказывайте все, что знаете о моем прошлом. Или я за себя не отвечаю и разнесу здесь все к кошачьей бабушке!

Это был блеф. Наглый и импульсивный блеф, сопровождающийся внутренним напряжением и нарастающим волнением. Мне требовалось узнать подробности, а ввиду отсутствия у меня воспоминаний важные факты могли от меня утаить или вообще переиначить. Поэтому требовалось действовать напористо, играя на чужом страхе, и быть при этом очень убедительной.

Похоже, актерский факультет плачет не только по госпоже Ерише, но и по мне, потому что пузач проникся. В искусстве уничтожения взглядом я преуспела уже давно, и сейчас оно сыграло мне на руку. Бедняга даже вспотел и, достав из кармашка рубашки платочек, промокнул им лоб и лысину.

Даже забавно — такой важный дядька трясется перед какой-то девчонкой с хвостом…

Норт тем временем придвинул к столу еще один стул и, сев на него, обратил на начальника внимательный взгляд.

— Ты приехал к нам десять лет спустя, поэтому не знаешь, — теперь уже избегая прямо на меня смотреть, проговорил начальник, обращаясь к старшему зерру.

— Я видел ее дело, когда разбирал документы, — произнес Норт. — Изучал его, к тому же слухи еще долго ходили, поэтому кое-что все-таки знаю.

— Вы долго будете говорить обо мне в третьем лице? — напомнила я о своем присутствии. — Я все еще жду ответов.

Судя по виду, пузач лучше пробежал бы десяток километров, чего в жизни своей явно не делал, чем стал бы мне что-то объяснять. Но, видимо, Акира… в смысле, прежняя я здесь имела действительно устрашающую репутацию, поскольку игнорировать меня он не стал.

— Госпожа ликой, — произнес со всем уважением, — предлагаю вам лично ознакомиться с материалами, которые очень кстати захватил с собой старший зерр. Слова бывают пусты, а бумаги — это факты.

Замечание было справедливым, и я, приняв из рук Норта папку, принялась внимательно изучать ее содержимое. Как оказалось, здесь на меня собрали целое досье. Если верить написанному, я прожила в Морегорье аж целых тридцать лет. За оный срок Акира (все-таки решила нас пока разделять, так было проще) умудрилась стать настоящим врагом народа, вызывающим ужас одним упоминанием своего имени.

Опять же, если верить написанному, Акира за свою жизнь преступила закон более ста раз, ей неоднократно предъявлялись обвинения в запугиваниях, нелегальной торговле эликсирами, нанесении ущерба бесчисленному количеству общественных заведений и, как вишенка на торте, массовом убийстве.

— Что?! — Прочитав об убийстве, я едва не подскочила. — Массовое убийство с особой жестокостью? Она… в смысле я не могла такого сделать! Это ошибка!

— Ну… — протянул начальник. — Вы и в то время не сознавались в содеянном. Твердили, что вас подставили, но все факты говорили об обратном.