Я даже предложила ему остаться, но от чести ночевать в логове темного мага зерр отказался. Кажется, даже защитным знамением себя украдкой осенил и поспешил ретироваться в ночь. Отпуская его одного добираться до дома поздним вечером, я волновалась. Правда волновалась! Так же, как волновалась за младшего братишку, когда этот мелкий балбес сбегал на ночь глядя и шастал где-то со своими закадычными приятелями.

— Вы что, переживаете за меня, госпожа Маргарита? — выходя на крыльцо, удивился Федя, от которого не укрылось мое волнение.

Да так удивился, что даже о своей вечной робости позабыл, едва ли не впервые открыто посмотрев мне в лицо.

Я вздохнула:

— Переживаю, конечно. Хоть до дома тебя провожай…

Слегка оскорбившись, Федька пробормотал себе под нос нечто невнятное о том, что он мужчина и вообще ничего и никого не боится, после чего подошел к конюшне, оседлал клячу и потрусил на ней в ночь.

Пф-ф, мужчина он… как будто только женщинам в темное время суток может угрожать опасность!

Недолго посмотрев в его удаляющуюся спину, я подавила синдром «старшей сестры», зевнула и побрела в свою комнату. Спать и вправду хотелось жутко, а физические силы приближались к отметке «ноль».

Заснула я сразу, буквально провалившись в бархатные объятия обволакивающей черноты. Кажется, мне удалось полностью отключиться на несколько часов, в течение которых я не видела никаких снов, а потом в мою блаженную черноту все-таки пришло сновидение. Притом я прекрасно сознавала, что это именно сон.

Передо мной возвышалось явно старое, но нисколько не покосившееся строение, крышу которого оплетал разросшийся зеленый плющ, тянущийся от самой земли.

«Храм», — откуда-то пришло понимание.

Он ютился среди небольшого леса, окруженный древними криптомериями и кипарисами. Особенная, погребенная под слоем времени красота. К храму вела заросшая тропинка, увенчанная красными квадратными арками, краска на которых частично облупилась. Такими же красными были и стены храма, покрытые тусклым налетом и частично — зеленым мхом. Даже время не смогло уничтожить эти стены, которые остались такими же прочными, как много лет назад. Я не знала, сколько храм стоит на этом месте — полторы тысячи лет, две, три? Наставница рассказывала, что его воздвигла сама Прародительница еще на заре времен. Наверное, именно поэтому он, напитанный древней как мир силой, до сих пор и не обратился в тлен.

«Наставница? Прародительница?» — снова промелькнуло в мыслях мимолетное непонимание.

А потом я увидела себя со стороны, сидящей на ветке раскидистой секвойи — молодую и красивую девушку-кошку, чьи длинные черные волосы и подол легкого платья развевал ветер. В ней я и узнавала, и не узнавала себя. На моем, но словно бы чужом лице застыло выражение глубокой задумчивости, к которому примешивался оттенок тоски по чему-то давно и безвозвратно ушедшему.

Всего несколько мгновений, и направленный в пространство взгляд вдруг обратился ко мне. Я неотрывно смотрела в глаза Акиры, в глаза той части себя, о которой практически ничего не помнила, и сердце внезапно кольнуло. Будто сдерживаемые невидимой плотиной воспоминания частично перетекли от Акиры ко мне и коснулись души и сердца, поселив в них отголоски глубокой печали…

…Резко распахнув глаза, я уставилась в темный потолок. Сердце все еще покалывало, на душе буквально кошки скребли — сон оказался на диво реалистичным.

— Вот так и сходят с ума, — тихо проговорила я. — Привет, шизофрения, давно не виделись…

Сердце кольнуло снова. Мне потребовалось несколько минут, чтобы понять — эти покалывания уже не имеют никакого отношения к увиденному сну. А еще потолок надо мной как-то странно покачивается, и черные точки перед глазами подозрительно роятся…

Снова ненадолго прикрыв глаза, я сосредоточилась на своих ощущениях и поняла: Лафотьер. С ним что-то не так.

Смирившись с неизбежным, с мученическим стоном присела на кровати, слыша в голове стук сотен молотков. Еще раз прислушалась к себе, повела носом и с облегчением констатировала: маг дома.

Понимая, что повторно заснуть в таком состоянии мне точно не удастся, я с огромной неохотой выбралась из теплой постели. Поежилась от соприкосновения ступней с холодным полом и неровной походкой, периодически держась за предметы мебели, вышла в коридор.

Дверь, ведущая в комнаты Лафотьера, была закрыта и даже источала легкое фиолетовое свечение, непрозрачно намекающее, что внутрь посторонним лучше не соваться. Но я, понадеявшись, что ввиду нашей с магом особой связи меня за постороннюю все же не примут, сунуться-таки рискнула. И правильно сделала.

Комната, куда я беспрепятственно вошла, оказалась гостиной, дорого и со вкусом обставленной и идеально убранной. Отсутствие пыли на добротной и явно недешевой мебели я отметила чисто машинально, как и горящий камин. При беглом взгляде на полыхающий в нем огонь складывалось впечатление, что он не живой, а электрический, яркость и теплоту которого можно регулировать. Но электрическим он, разумеется, не был. Скорее уж магическим.