Я приблизилась к лестнице и остановилась у верхней ступени, покровительственно обозревая открывшиеся мне красоты. Размеры помещения, как и величие поблескивающих в свете загадочного иномирного пламени витражей, поражали и… завораживали. Я сделала лицо помадамистей. Н-да, действительно, очень удобно, стоишь тут наверху, гордая и сиятельная, всем тебя отлично видно… Я приосанилась. И р-р-аз так… киваешь величественно, а все… Кто все? Ну не знаю, не крестьяне уж, наверное, а эти, как их, вассалы! Или гости какие… В общем, не важно, но все тебе кланяются… да вот так… еще ниже… или даже вообще на колени встают! А ты очень так медленно, величественно до одури, спускаешься по этой шикарной лестнице… Хотя нет, зачем это с толпой смешиваться? Мадам я или кто? Здесь буду стоять. И улыбаться… благосклонно и чуточку утомленно. Я слегка наклонила голову, репетируя.

— Мадам? — раздался глубокий, слегка удивленный, если не сказать насмешливый, голос.

Кто это?! Ах, гид трансферный… тьфу, пардон, граф местный… или герцог. В общем, тот, кому, собственно, и принадлежат этот зал, витражи и прельстившая меня лестница. Я с некоторым сожалением убрала руку с перил, напоследок оцарапав их ногтем: дерево-то какое благородное, похоже, что полированный дуб. Или орех? А стоит-то это сколько! А резьба какая изысканная, мм!.. Сейчас так уже не делают… Вернее, у нас так уже не делают, поправила я себя и повернулась к гиду. То есть герцогу. Все время я в его должности путаюсь.

— Ваша светлость, — поприветствовала я уважительно под впечатлением от всего увиденного.

Хотя света в мужчине было… ну если только тот, что отбрасывали на него леомары. Смешное какое-то обращение «ваша светлость», хоть и историческое. С другой стороны, моя коллега зовет своего спонсо… любимого мужчину «котенком», и это по его настойчивой просьбе! Не котик даже, котенок! Хотя я раньше простодушно считала, что так можно разве только девочку маленькую назвать. Я когда этого бритоголового «котенка» в полутемном холле управления увидела (коллегу встречал после работы), так едва заикаться не начала и ехать с ними в одной машине наотрез отказалась. Так что пусть будет светлость, чай, язык не отломится. К тому же домик у этой светлости очень даже ничего, жаль, что сейчас ночь и в подробностях не видно…

— Вам не понравилось платье? — задумчиво спросил трансферный… герцог, и я несколько смущенно одернула ходящий ходуном лиф.

Ну а что? Зато не жмет нигде, и снимать на ночь будет удобно и без всякой помощи этих озабоченных служанок. Фигуру делает бесформенной, конечно, да и вообще вид не мадамский, но если откровенно, то перед кем мне тут красоваться? Кого соблазнять-то? Кто меня вообще видит в этом средневековом захолустье?! Я с вызовом подняла глаза на герцога и… э-э-э… возмущенные вопросы разом иссякли. А мужик-то хорош. Это я еще на природе мимоходом отметила. М-да. Похоже, есть кого соблазнять-то… Или все дело в выгодном леомарском освещении? Я робко приблизилась, проверяя первое впечатление.

Хорош герцог, хорош. И ростом, и разворотом плеч, и вполне спортивной фигурой, и властным привлекательным лицом, на котором сейчас застыло выражение легкого озадаченного недоумения. Кажется, он тоже выкупался: черные волосы, видимо, влажные и оттого на концах закрутились в тугие колечки. А вот утомлять себя на ночь бритьем его светлость не стал, оттого на его физиономии темнела весьма заметная щетина, придававшая ему вид… хм… пиратский и, не побоюсь этого слова, сексуальный. Будь герцог из моего мира, я бы сказала, что в нем есть что-то южное. Но умеренно южное, приятное, будоражащее и сдержанно-страстное, а не… рыночное.

Его светлость переоделся. Не помню, в чем он там был ниже пояса раньше, но сейчас сапоги смотрелись чистыми, а вот что он заменил точно — так это колет. Теперь он был из алого бархата, с затейливым шитьем и прорезями на рукавах. Колет, кстати, был расстегнут, демонстрируя (особенно при движении) нижнюю белую сорочку, ворот которой тоже был не так чтобы туго завязан. Так, едва шнурки друг через друга переброшены были, если честно. И распадающийся вырез являл весьма обильную темную поросль. Хм…

Пристальный интерес, который я проявила к этому признаку герцогской мужественности, сосредоточенно вглядываясь в не такой уж обширный фрагмент обнаженной груди, а пуще того зарождающееся в душе искреннее одобрение открывшемуся виду, вызвали смущение и даже настороженность. Чего это вдруг меня волнует чужая волосатость? А, вспомнила! Я же в отпуске! Да еще с заданием от Зинаиды Петровны! Вот организм и настраивается соответственно…

— Я предпочла свое, — ответила я с некоторым опозданием, подумала и вежливо добавила: — Благодарю.

Герцог слегка приподнял черные брови, и я почувствовала себя неловко в этом непрезентабельном, явно не мадамском, висящем мешком лифе. А неловко чувствовать себя я ой как не люблю… Я горделиво выпрямилась. Ну а что? Он вот тоже оделся… небрежно. Только ему это очень идет, а мне… хм. Да уж. Я упрямо нахмурилась и с вызовом поглядела на герцога. Ведь если организм в целом к отпуску был уже готов, то мозги переключиться не успели и по привычке бунтовали, не позволяя уступить оппоненту ни на йоту. Ну вот пусть он только спросит, отчего я по замку в расшнурованном платье гуляю…