И мужчина положил ладонь на шар.

— Как вас зовут? — послушно повторил поручик.

— Мария Петровна Синютина.

Шар полыхнул красным.

— Как вас зовут?

— Сергей Никодимович Храмов.

Шар остался темным.

— Как видите, Мария Петровна, все исправно. Прошу вас.

Я улыбнулась и положила ладони на сферу. Я оценила.

Поручик прищурился. И взял с места в карьер.

— Вы убили Илью Владимировича?

— Нет.

— Вы видели, как он умер?

— Да.

— Вы подозреваете кого-то?

— Нет.

Шар остался темным. Чего мне подозревать, я — знаю.

— Вы с ним раньше встречались?

— Нет.

— У вас есть к нему какие-то претензии?

— Нет.

Шар опять не посветлел. Какие там претензии? Дело житейское, дело обычное. Не успели те претензии появиться.

— В коридоре был кто-то посторонний?

— Нет.

— Только вы двое?

— Аришка и ребенок… и больше никого.

— Вы прикасались к Илье Владимировичу?

— Нет!

Поручик посмотрел с сомнением. Но дальше спрашивать не стал. И так ясно… Шар темный, я не вру, а мысль про ребенка с суперспособностями ему в голову точно не пришла. И слава богу.

— Можете убирать ладони, Мария Петровна.

Я послушалась.

А что тут неясного? Как спрошено, так и отвечено.

Мне повезло, что заряда в шарике мало. Вот если бы копать начали глубже, как на полиграфе, фамилия-имя-отчество… я бы влетела на первом же вопросе.

Но тело, похоже, уже осмотрели. И не нашли следов убийства. Допрос явно для проформы, что я, не вижу, что ли? Хотели бы копать — не так бы копали.

Кажется, это моя первая и последняя вечеринка. Ну и черт с ней! Не жалко, переживу!

— Что ж. Мария Петровна явно невиновна, — подвел итог генерал-губернатор. — Так от чего умер несчастный?

Поручик развел руками.

— Его наш лекарь осмотрел… пока вскрытие не проводилось, но говорит, на кровоизлияние похоже. Сердце, или в мозг, сосуды дело такое. Выпил, жарко стало… это и у молодых случается.

— Какой кошмар, — честно произнесла я. — Простите…

Баронесса погладила меня по плечу.

— Да, Мария. Но Бог судит так, а не иначе, и не нам говорить о воле Его.

Я благочестиво перекрестилась.

В общем-то, мне все было примерно ясно.

Вызвали полицию, но заранее намекнули, что работать придется в 'высшем свете'. Попробовал бы у нас какой-то полицейский тявкнуть на губернатора… только с высочайшего соизволения. Иначе можно и со службы вылететь, без выходного пособия.

Запросто.

Вот и намекнули, что деликатнее надо, деликатнее.

Лекарь посмотрел, сказал, что похоже на естественные причины.

Поручик обрадовался… а что? Инфаркт или инсульт дело вполне житейское. Увлекся человек, к примеру, абсентом. Или опиумом. Или… да мало ли что и как?

Проснулся, а на соседней подушке — жена. Тут бедняге и поплохело…

Ладно, это я ерничаю. Но… если бы его убили видимым способом, там, кинжал в сердце воткнули, или еще что… там копать надо. А так-то что?

Вышел мужик на пять минут, потом слышатся крики 'спасите-помогите', плохо человеку, все понятно. Когда б я с ним что успела сделать?

Или он со мной?

Версия просто не прокатывает.

Надеюсь, никто не свяжет Карпушу — и Илюшу? Ох, не хотелось бы…

***

Из гостей мы возвращались глубоко заполночь. Спасибо баронессе, святая женщина, распорядилась отвезти нас с Ариной. Сестра молчала.

Молчала, пока мы были в особняке, пока ехали и даже пока мы заходили в дом. И только потом заговорила.

— Мария… это — как?

И столько было в ее голосе всего… я поняла, что если сейчас огрызнусь, или что-то выскажу в том же духе, Арина просто заорет и помчится по улице.

Я вздохнула.

— Арин… только давай это между нами, ладно?

— Что именно?

Девчонка.

Ребенок, вот и все. А дети обожают тайны и ужасы. Но придется ее разочаровать.

— Арина, ты видела, каким был этот тип?

— Ну… да.

— Пьяный в сосиску.

— На ногах-то он стоял?

— Ну и что?

— Ну…

— Я не знаю, что он пил. Но… ты слышала, как зашипел малыш?

— Да. Как змея…

Я пожала плечами. И зашипела похожим образом. Нил даже ухом не повел.

— Тебе плохо стало?

— Н-нет…

— А ему стало. Может, он змей боялся до истерики, может, еще что… вот и сработало.

— А… почему малыш шипел?

Настала моя очередь делать круглые глаза.

— Что в этом такого странного?

— Ну…

— Дети могут реветь, пищать, шипеть, сопеть, гадить, орать — да что угодно… Что в этом странного?

Арина задумалась.