Ляпнула я наугад, но попала в точку. Ложечка дрогнула, и я едва успела отобрать у подруги вазочку. А то ходить бы ей с кляксой на платье.

— Сиди спокойно и отвечай. Ты ему что — письма писала?

Опять-таки, не моя идея. Просто если вспомнить романы — там в каждом третьем такая чушь.

Вернуть письма, неосторожно написанные письма, повод для шантажа…

Я бы отовралась от всего, но у ледей было не то воспитание. Явно.

Зизи прикусила нижнюю губу.

— Откуда ты знаешь?

— Он сказал, — не долго думая, соврала я.

Глаза блондинки сверкнули злобой.

— Да! И что?

— И ничего. Он тебе их хоть вернул?

— Не все.

— Козел, — подвела я итог.

Зизи посмотрела на меня ошалевшими глазами.

— Мими?

— Молчи и слушай. Ты не одну меня к нему отводила, так?

— Еще Нини.

— Кого?

— Наташу. Мелецкую.

— Я ее не вижу?

— Да вон она, в розовом платье.

Я прищурилась.

Повезло, розовое платье было лишь одно. И девушка в нем выглядела не очень счастливой. Она хоть и веселилась со всеми, но видно было, что-то не так…

— Это было еще до меня?

— Да.

— Сам Милонег тебе ничего не давал? Кроме писем? Магическое?

Взгляд Зизи остался недоуменным.

— Н-нет…

Ну и то дело.

Вот ведь… значит я, еще одна девчонка, а может, и еще кто? Бог любит троицу.

— Ты ведь меня нарочно с ним познакомила? Он просил?

Зизи медленно кивнула.

Я поставила бокал, вручила ей вазочку и встала.

— Дура ты.

И отошла.

Вовремя, за мной как раз явилась мачеха.

— Мария!

Я улыбнулась.

— Да, маменька.

— Нам пора.

Ежь твою рожь! А сделать-то я ничего и не успеваю. Не кричать же в голос: 'Слово и дело!'?

Нет, не кричать.

Ладно, если что — буду спасаться сама. А дальше разберемся.

***

Я послушно шла за мачехой. Народ двигался примерно в том же направлении.

— Приехали?

— Ее высочество уже здесь, — проинформировала мачеха. — Его Императорское высочество только что прибыл. Карета подъехала.

Не успеваю, ничего не успеваю…

Вот и большой зал. Действительно большой, с колоннами, арками, и сколько же здесь народа? Много… человек двести, наверное. И еще не все подошли…

Я оглядываюсь по сторонам.

Ну должно же что-то быть?

Не просто так пошло, мой дом — моя крепость… должна здесь быть какая-то магия? Ротмистр говорил, при постройке старых зданий ее вплетали автоматически, даже не думая. Достаточно ли старое это здание?

Я пробую, как в лечебнице, выпускать 'щупальца'. А что?

С ужиком договорилась, может, и тут договориться получится? Вдруг повезет?

Прислушиваюсь к ощущениям, забывая обо всем на свете. Выглядит это так, словно меня окутывает облако сахарной ваты. Теплой, уютной, мягкой… хорошо.

Я — друг. Но здесь могут быть и враги!

Нужна защита!

По лестнице медленно поднимается молодой человек.

Люди поспешно расступаются в две шеренги, да не просто так, а согласно табелю о рангах, те, кто знатнее, те дальше от входа.

Князь чуть оттеснил меня с прохода.

— Ваша светлость…

Демидов!

Я принялась оглядываться по сторонам, насколько возможно незаметнее. Милонег… где эта гадина?

Высокий, красивый, но…

Ежь твою рожь!

Вот бы кого с Демидовым скрестить! Или хотя бы запереть на недельку в одной комнате!

Синий мундир, черные волосы…

А где эта?

Нини?

Что за идиотская привычка называть человека собачьей кличкой?

Розовая тушка обнаружилась где-то в третьем ряду… нет, вряд ли ставка сделана на нее. Я более знатная…

Вот и цесаревич.

Самый обычный молодой человек лет двадцати — двадцати двух, симпатичный, темно-русый, кареглазый, улыбающийся…

Мундир белого цвета, кортик — на балу сабли или шпаги это не комильфо…

Я смотрела во все глаза.

Милонег!

Вот и синий мундир! Вот он!

Мужчина стоит и во все глаза глядит на девицу в темно-зеленом. Или уже не девицу? Рыженькая, лет двадцати пяти на вид, она смотрит с выражением обреченности… точно! Здесь что-то будет.

Милонег начинает протискиваться к стене.

Уйдет, гадина.

Что же делать, что делать?!

Упасть в обморок?

Закричать?

А цесаревич все ближе.

И рука 'темно-зеленой' тянется к шее, туда, где убегает за вырез цепочка подозрительно знакомого плетения…

Я невольно 'ныряю' на тот уровень, на котором начинаю видеть ауры.

Рядом со мной чернотой сверкает Демидов. Отец переливается всеми цветами радуги, но больше всего — красным, у него небольшой дар огня, мачеха бездарна, цесаревич…