Так что девчонка побежала не погулять, а за околоточным, и скажет ему все, как нам надо. Не дура ведь! Я бы на ее месте и не сомневалась… мамаша-то уже старая, а Аришка молодая, мало ли что придет в голову пьяной скотине?

В ворота продолжали ломиться. И орать непристойности на всю улицу. Я вздохнула, и открыла калитку.

Стоящий за воротами мужик в нее просто не проходил. Только боком.

И рождает же земля-матушка таких… медведей!

Здоровущий, рост под два метра, в обхвате, наверное, те же два метра, черная бородища залита вином, на рубаху, кто б сомневался, красную, тоже попало немало, а уж сколько внутрь, и вовсе думать страшно, лицо красное и злое, кулаки сжаты, общее впечатление — кошмар. С таким ночью встретишься, так помчишься, не разбирая дороги.

Не знаю, кого он ожидал увидеть, но — не меня.

Потому что на пару минут даже застыл. Видимо, информация шла от глаз до спинного мозга.

— Т-ты хто?

— Маша.

— Анька хде?

— Уехала. Навсегда.

— Чаво?!

— Анна уехала и просила вас больше не беспокоить, — медленно и раздельно повторила я.

В маленьких глазках неопределенного цвета что-то мелькнуло.

— Врррешь!

— Вам здесь делать нечего. Уходите.

Я была предельно вежлива и спокойна. А краем глаза отмечала появившихся соседей. Видимо, пьянки этой рыбки тут были не в новинку. Поорет под воротами, мамаша его впустит, и гудят они дальше. А тут что-то новенькое? Сбой в программе?

Интересно…

Вот и подглядывали. И хоть бы кто вмешался!

Хотя последнее — точно нет. Это не коммунизм, когда все лезли к соседям, как к себе домой, боролись за каждого алкаша, на собраниях пропесочивали…

Здесь и сейчас в чужую семью лезть не принято. Я по деревне помню…

Да, все и всё знают, все понимают, но чтобы лезть?

Свои собаки грызутся, чужая не влезай! Вековая мудрость, написанная кровью неосторожно влезших.

— Вы пришли в чужой дом. Идите к себе домой.

Я понимала, что это не подействует, но говорила медленно и раздельно. Мне надо протянуть время — и только.

Я понимаю, что это не человек. Это пьяная пакость, которой плевать, что ломать, калитку или мои ребра, я понимаю, что рискую, я все понимаю… выхода у меня другого нет. Мне необходимо дождаться околоточного и сдать этот рыбзавод в участок.

— Я уже пришел! Где Анька?

Пошло по второму кругу.

— Уехала.

— Куды?

— В столицу…

— Зачем?

— За шляпкой.

— Чаво?

Вот на этом прелестном слове я и увидела Аринку, которая спешила домой. И рядом с ней шел мужчина в мундире околоточного.

— Таво! — передразнила я. Все, защита кончилась, атака началась. Теперь надо продержаться… — Иди отсюда к жене и детям! И чтобы больше не приходил!

— А то чаво?

— В участок сдам!

— Да я тебя сейчас…

Здоровущая лапа сгребла меня за плечо.

— Дяденька, только не бейте! — заверещала я. И тихо. — Все равно денег не дам, понял?

А вот это он понял.

Меня тряхнули так, что чуть позвоночник в трусы не ссыпался. Но…

Резкий свист разорвал сумерки.

— А ну, отпусти девушку!

Я закатила глаза и изобразила обморок. Как смогла, конечно.

Рыбы — существа не особо интеллектуальные. А уж пьяные карпы — и подавно. Так что меня не отпустили, а вместо этого заревели что-то матерное — и зря. Потому что околоточный, здоровенный дядька лет сорока, церемониться не стал.

Махнул рукой — и огрел Карпа чем-то по лбу. Без дискуссий.

И правильно, к чему дискуссии, когда тут я висю?

Карп охнул, но сознания не потерял. И получил второй раз. Я так поняла, это было что-то вроде мешка с песком…

Со второго удара эта пьяная скотина таки вырубилась и сползла на землю, увлекая меня за собой.

Да, и здесь с нарушителями не церемонятся. И правильно.

Интересно, а тут есть превышение допустимой самообороны и прочие радости УК на радость подонкам?

Надеюсь, что нет.

Ладно, меня тут спасать и отцеплять будут — или как? А то холодно на земле лежать, а от цистита ни один маг не застрахован. Даже самый-самый земляной.

***

Спустя полчаса я рыдала, размазывая сопли по лицу.

Каких это усилий стоило Ване, я не знаю, но мамашу он надежно удерживал в доме. Сам не показывался, ей лезть не давал. Старались Аринка и Петруша, подносили воду, предлагали чем нос вытереть. А я ревела, страдала и рассказывала, сочувствующему околоточному, что приехала вот, вчера, домой, вечером, едва жива от испуга, а тут… такое!

Где мать?

Она себя так плохо чувствовала, что легла пораньше, а тут… вот это! Я вышла его уговаривать, чтобы не шумел, поэтому, уж простите, в дом не приглашаю.