— Я хочу выкупить у города Туманную лощину и устроить там нечто вроде огорода. Продукты нынче дороги… думаю, я могла бы поставлять часть выращенного в ваш сиротский дом. Разумеется, по ценам ниже рыночных.

Баронесса подняла брови.

— Туманную лощину? Возможно, вы не знаете ее историю, сударыня?

— Знаю, ваша милость.

— Тогда на что вы рассчитываете?

— Исключительно на силу креста и молитвы, ваша милость, — улыбнулась я краешком губ.

— Хм…

Баронесса встала, прошлась по комнате, подумала пару минут.

— Вы действительно мещанка, сударыня?

Я улыбнулась по-настоящему широко.

— Ваша милость, это сложный вопрос. Говорят, все мы произошли от Адама и Евы, а уж кем они были…

— Хм… Вы не похожи на мещанку.

Я молчала.

— Ваш брат похож, а вот вы — другого поля ягода.

Все равно молчу. Жду.

— Хорошо. Я помогу вам с усыновлением. Я посвятила свою жизнь спасению самых слабых и беззащитных, новорожденных детей. Если еще один обретет будущее, это неплохо. А что касается урожая… Вырастите хоть что-то в Туманной Лощине. Тогда и поговорим.

Я встала, понимая, что это — конец аудиенции.

— Ваша милость?

— Я буду ждать вас через два дня. Дмитрий!

В гостиной нарисовался новый персонаж. Молодой человек лет тридцати.

— Проводи молодых людей.

Молодые люди не возражали.

Я оставила Дмитрию все свои координаты, и мы с Ваней вышли из особняка.

— Куда теперь? — брат ждал еще каких-нибудь пакостей, но ошибся. Я от души потянулась.

— Домой, Ванечка. Домой.

Кушать, отдыхать, и — да. Стирать пеленки, ибо один младенец производит до нескольких килограмм органических удобрений в сутки.

***

Гадости начались дома.

Карп, твою рыбу об забор! Вот кого мне не хватало!

Не успела я зайти во двор!

Меня не было, Аришка ушла, а Петя…

— Где Петя?

Я поглядела на Ивана.

— Петька!

Долго звать не пришлось. Мальчишка вывернулся откуда-то из-за сарая, и бросился ко мне. В руках он крепко сжимал щенка.

— Маша. А это… а тут…

— Я все поняла, процедила я, разглядывая картину маслом. Ага, по бутерброду.

Во дворе накрыт стол.

За ним сидят Карп, во главе стола, моя мать рядом с ним и еще двое бугаев, таких же, как Карп. Жрут, пьют, бутыль самогона красноречиво свидетельствует, что градус веселья неуклонно повышается.

— Живо за околоточным, — прошипела я Пете.

Мальчишка с такой скоростью вылетел за ворота, словно за ним черти гнались.

— Дочка! Садись, выпей с нами! — обрадовалась мне мамаша.

Я сделала шаг вперед, распутывая слинг, чтобы можно было легко отдать Ване ребенка. Нил недовольно зашевелился, занервничал.

— Значит так, господа. Сейчас вы собираетесь и уходите отсюда. Или через несколько минут здесь будет околоточный. Господин Перелукин, вам прошлого раза было мало?

Карп медленно поднялся из-за стола.

Шаг, другой…

Мне надо бояться?

Он на это рассчитывает. А я — не боюсь. Ни капельки не страшно, почему-то.

— Что ж ты нас так не уважаешь, девочка? Даже выпить с нами не хочешь…

Громадная ладонь тянется ко мне…

— Не тронь мою сестру, гад!

Ваня становится предо мной.

Болван!

Я и ахнуть не успеваю, как Перелукин одним ударом сметает его с дороги. Брат отлетает в сторону, ударяется о стену сарая, корчится на земле… жив?

Остальное исправим…

Я смотрю холодно и спокойно.

— Это была твоя последняя ошибка.

Ответом мне становится пьяный смешок самца, уверенного в своей безнаказанности. Ладонь тянется ко мне, я ухожу в сторону.

Шаг, другой…

Карп движется достаточно проворно. Но не для меня.

Я танцую…

И сама земля пляшет под моими ногами. Я вроде бы не двигаюсь, но попробуйте поймать змею? Вы протягиваете руку, а ее уже нет рядом. Она совсем в другом месте…

Правда, змея укусит.

А я?

Если я сейчас убью его…

— Перелукин, опять нарушаем?

Ресторанное меню не пропало даром. Елпифидор Семенович, кажется, пробежал часть дороги.

На миг я теряю концентрацию. Ладонь опускается мне на плечо, небрежно отодвигая в сторону слинг, задевает крохотную ладошку, и я вижу отблеск золота.

Когти?

ЗОЛОТЫЕ КОГТИ???

— Ааааааааа! — взвивается в небо крик младенца.

И медленно, словно в дурном кино, Карп оседает на землю.

В один миг выцветает до творожного оттенка пьяное красное лицо, белеет, теряет краски…

Он — умер?

Да, я понимаю, что он умер…

Малыш закатывается в истерике у моей груди, и я перехватываю его поудобнее, начинаю укачивать…

— Тихо, тихо, маленький. Подумаешь, кто-то помер, не плачь…

Ага, помер.

Есть у меня предположения, от чего помер означенный гад. Но…