— Я умираю, — прошептала она, едва дыша. — Вот теперь умираю… Ты … меня … убил…

* * *

Я лежала, чувствуя, как меня прижимают к себе. Скоро рассвет, а мне совсем не хочется спать.

— Знаешь, — с улыбкой шепчу я, подползая поближе к его уху, и чувствуя, как его рука поглаживает мой спину. — Я не боюсь смерти потому, что когда умру, я стану таким же призраком как и ты… Мы будем вдвоем жить в этом замке. Я тоже буду писать на стенах нецензурные слова, правда у меня плохой почерк… И эта мысль меня почему-то согревает… Как там говорят? И пока смерть не разлучит нас! Так вот… Тот, кто придумал это, ошибся…

— Ты тоже ошибаешься, — меня держали в объятиях, положив поверх себя и завернув в одеяло. — Призраков не существует.

— И мне кто это говорит? А? — удивилась я, накручивая на палец прядь его волос. Да, я не торопилась бы знакомить его с подругами. Познакомь его с подругами, останешься без подруг.

— Призраков не существует. После смерти люди не становятся призраками, — глухо произнес он, глядя на меня синими глазами. Я смотрела ему в глаза, чувствуя, как замираю.

— То есть… — я боялась шелохнуться, а потом прищурилась, не сводя с него взгляда, боясь даже лишний раз вздохнуть. — Ты — не призрак… И ты… Ты… не умер?

Я выдохнула, отводя взгляд и чувствуя, как меня обнимают все сильней в тот момент, когда сердце начало колотиться, как сумасшедшее.

— Ты не умер… — медленно прошептала я, подозрительно глядя ему в глаза. — Не мертв… Ты… Ты тоже проклят? Это — не смерть! Это какое-то проклятие, не так ли?

И тут я почувствовала, как растворяются руки, как растворяется в предутреннем сумраке его улыбка.

Я лежала на подушке, глядя в потолок и чувствуя, как мое сердце бешено колотится, а руки нервно дрожат в тот момент, когда я пытаюсь натянуть на себя одеяло.

«Есть у меня свое проклятье. Оно цветет, как зла цветы. И замерев в твоих объятьях, я осознал, что это — ты…» — увидела я надпись на стене, чувствуя, как в душе все переворачивается. Такое чувство, что в душе вселенная разрывается на тысячи звезд, мерцание которых затмевает все вокруг. И где-то среди них ярко — ярко вспыхнула звезда необъяснимой, но такой ослепительной надежды. Проклятие можно снять!

Я решила немного поваляться, сладенько потягиваясь и нежась под одеялом. Кто бы мог подумать, что все обернется именно так? Это надо было столько выяснять отношения, что наконец-то выяснить, что они очень похожи на …

Стоило мне еще раз со стоном зевка потянуться, как в дверь раздался такой стук, словно кто-то принес стенобитное орудие и теперь отчаянно штурмует крепость врага. Я вскочила с кровати, экстренно хватая свою одежду. Мне кажется, что я даже штаны умудрилась надеть задом наперед!

— Открывайте! — раздались голоса, а за дверью слышались такие рыдания, словно кто-то умер. — Где его тело! Где тело наследного принца?

— А! — я зажала рот рукой, понимая, что радостное письмо с глубочайшими, как Марианская впадина извинениями, так и не попало в руки безутешных родителей. Значит, у меня есть повод порадовать их хорошей новостью!

Я причесалась, открыла дверь, глядя на человек пятьдесят, облаченных в траур. Они ввалились ко мне без особых церемоний, дружно завывая в разных тональностях.

«Нюхательные соли!» — истерично причитала королева в черном кружеве, закатывая красные глаза и протягивая дрожащую и дражайшую руку в сторону суетящихся служанок.

«Мы все глубоко скорбим об утрате! В знак нашей скорби мы будем облачены в траур до конца наших дней! Вся моя семья до седьмого колена будет носить траур по Его Высочеству!» — пылко убеждал какой-то разодетый пузатый дядька с блестящей от пота залысиной. Не знаю, как на счет короля и траура, но что-то мне подсказывало, что мы с ним вполне могли бы обсудить одну и ту же книгу.

Скорбящий прикладывал к глазам свой платок, в знак вселенской скорби, но при этом глаза его были холодными и сухими. Остальной курятник наперебой охал, меряясь глубиной своего горя.

— Где тело нашего сына? — дрожащим голосом произнесла королева, пока король стоически молчал. Его кадык ходил туда-сюда, а губы сжимались в тонкую ниточку гордых страданий.