* * *

Я отчетливо слышал, как хлопнула дверь. И даже видел, как в нее вошли двое. Принц шел по коридору, бубня себе что-то под нос: «Я больше не принц, любовь моя, но я все еще люблю тебя… Или лучше написать «обожаю»?».

Где ректорша? Ничего! Сейчас я ей все выскажу! И по поводу «свидания» тоже… А я ведь выскажу!

Я уже видел холл, в окнах которого застыли малиновые всполохи рассвета.

— Да как ты посме… — сквозь зубы начал я, а потом увидел ее, лежащую на холодном полу в грязной одежде… Ее рука распростерлась вперед, а на руке покоилась голова с грязными волосами, в которых застряли ветки и листья. Она лежала, как маленькая девочка, поджав под себя ноги. Лицо ее было расцарапано, на руках виднелись кровавые ссадины, а одежда была разорвана.

Неужели снова придется принимать человеческий облик… Я чувствовал, как все тени, которые есть, сползаются ко мне, а перед глазами стояла она, лежащая на холодном и грязном полу.

Хоть бы не проснулась… Хоть бы не открыла глаза…

Я заносил ее в ее комнату, глядя, как бессильно повисла ее грязная рука, на которой багровым, чуть вспухшим рубцом расцветала спекшейся кровью ссадина. Ее голова лежала на подушке, а я снимал с нее обувь, чужой камзол, напоминающий грязную тряпку, осторожно стягивал мантию… Она простонала во сне, когда я вытаскивал из ее волос листья и ветку. В моих руках была мокрая тряпка, которой я стирал грязь и кровь с ее рук. Если спросит, скажу, что это сделала… Шарман. Со старухой я договорюсь.

Я прикоснулся тряпкой ко лбу, рассеченному царапиной, и почувствовал, что она горит… У нее жар…Она снова простонала, приоткрыв потрескавшиеся и обветренные губы. Я положил руку ей на лоб, чувствуя, что она горячая.

Дверь хлопнула, по коридору послышались шаги и возмущения. Я выставил вперед руку, и дверь в комнату с грохотом захлопнулась.

— И вот что мне с тобой делать? — я смотрел на бледное лицо ректорши, откинутую на подушке голову, спутанные волосы, прядь которых прилипла к ее губам. — Убить тебя мало! Мало того, что пошла в лес, так еще и…

На ее лоб легла мокрая тряпка, пока я осторожно убирал волосы с ее лица. Она простонала, сжимая и разжимая пальцы.

— Нет, я должен тебя по головке погладить за то, что ты отправилась на поиски дурачка, вместо того, чтобы просто написать родителям, мол, их идиот пал смертью храбрых в борьбе с собственной дуростью! Причем, дурость победила! Приношу свои глубочайшие соболезнования и так далее… — внутри меня горело пламя негодования, когда я в очередной раз выжимал тряпку, мочил холодной водой и снова расправлял на мокром пылающем лбу. — Я что? Должен сидеть здесь, как нянька?

Она простонала, пошевелив губами, и снова попыталась схватить что-то невидимое.

— И вот что мне с тобой делать? А? — я чувствовал, что прямо сейчас все брошу и оставлю как есть. — Поверь мне, я не собираюсь терпеть тебя целую вечность! Не хватало еще одного призрака! Слышишь? Не вздумай умирать!

Поверх моей руки легла ее горячая рука и тут же обессиленно скатилась на простыню.

— Позор! Если об этом кто-то узнает… Лежи уже, не ерзай! — я поднял с кровати упавшую тряпку, расправил ее, глядя на сухие, потрескавшиеся губы.

Она снова простонала, кусая губы до крови и еще сильней зажмурившись.

— Добить бы тебя, чтобы не мучилась, — усмехнулся я, глядя на свою руку, которая тянется к чужой щеке и скользит по ней пальцами. — Но вот что-то рука не поднимается… Хорошо, попробуем тебя напоить! Только учти! Холодную воду я давать тебе не буду! Куда отворачиваться? Пей, я кому сказал! Сама же просила! Ну вот! Молодец! Все расплескала! Нет, точно добью! Добью и точка!

— С… спасибо, — едва слышно произнесла она, пытаясь поймать мою руку. — Спасибо…