В ответ была тишина. Я вздохнула, положила голову на подушку, накрылась одеялом с головой, чтобы он не видел моей улыбки. Вредный, капризный, обидчивый, иногда жестокий, но… Я снова улыбнулась, вспоминая руку, которая нежно проводила линию трепетной нежности по моей щеке и которую я пыталась поймать. Воспоминая смешивались с какими-то грезами, те перерастали в откровенный бред, а я чувствовала, как расслабляюсь и …

Я проснулась от того, что по моей щеке осторожно водят пальцами. Понимаю, что стоит открыть глаза, как кого-то, как ветром сдует, поэтому старательно изображала спящую красавицу. Чья-то рука осторожно убирала локоны с моей щеки, нежно прикасалась к шее, едва ли не вызывая во мне сладкий озноб. Мне очень хотелось поймать ее, прижать к губам, но пусть думает, что я сплю… Ой, а вдруг он действительно убил свою жену? Пока мои мысли вертелись вокруг чужого брака, я почувствовала, как кто-то нежно прикоснулся пальцем к моим губам. Сомневаюсь. А вдруг он действительно охотился на людей? Нет, не верю! Мне подоткнули одеяло, а в голове промелькнула страшная мысль, что даже если он в свое время, взял на себя почетную миссию гриппа и подсократил численность населения, это было давно и неправда…

Проснулась я, когда на улице было совсем светло, сладко вдыхая предвкушение праздника. Напялив старую хламиду, взяв в руки ежиков, я потащила их в зал, осторожно приоткрывая дверь. Нужно их красиво расставить, пока не поздно…

— А вот и она! — послышался хохочущий мужской голос, а на меня смотрели разодетые гости, вокруг которых суетились слуги, поправляя хозяйские наряды.

— Как замечательно! — стали наперебой охать родители, разглядывая взъерошенную меня с коробочкой «подделок под поделки». — Не может быть! Неужели их сделали наши мальчики? Как мило! Вы только взгляните!

Я выгрузила ежиков с записками на стол, а родители бросились искать «своих». Принцы смотрели на ежиков так, что хотелось познакомить их: «Дорогие принцы, это — ежики, которых вы сделали! Дорогие ежики! Это — принцы, которые вас слепили!».

— Да он стоят целое состояние! Еще бы! Наш сын сделал его своими руками! — склонились над очередным «шедевром бессонной ночи» родители. С седовласого короля чуть не слетела корона. — Молодец, сынок! Твой дед, помнится, любил рисовать! Ты весь в него!

— Поверьте, матушка, это нелегко, — рассказывал Фердинанд Третий, глядя на своего ежа. — Но я делал его с любовью, для вас… И все время думал о нашем королевстве…

— Сыночек! — задыхалась от слез умиления скуластая брюнетка в синем платье, расшитом жемчугом, обнимая своего сына. — Он дороже всех бриллиантов! Несите золотой поднос! Бережно! Очень бережно! Его делал мой сын! Главное довезти его в целости и сохранности! Если хоть одна веточка с него упадет, я вас всех казню!

— Горжусь! — потрепал по голове пузатый отец-король черноволосого Фердинанда. — Так, а где твоя корона? Почему ты не носишь корону? Не порядок!

— Какой-то у вас он корявый, — заметил худой, как жердь король с длинным носом, поглядывая, как очередные слуги благоговейно воздают почести моим ночным бдениям. — Осторожней! Несите осторожно! Если с ежиком что-то случиться, то я вас повешу!

— Да как ты смеешь! — сверкнул глазами пузатый король, надвигая на лоб корону, сурово нахмурив брови. Он даже грудь выпятил, гневно глядя на своего оппонента, который тоже подбоченился и задрал голову, бросая взгляд, преисполненный высокомерия. Слуги ставили ежа на золотой поднос, боясь дыхнуть в сторону «шедевра». — Это — оскорбление государства! Оскорбив ежика, которого сделал мой сын, вы только что нанесли оскорбление всему королевству! Я требую извинений! Официальных! Немедленно!

— Извинений? — усмехнулся замкорощенный эксперт по ежам. — За что извиняться? Вы прекрасно понимаете, о чем я! Ваш ежик по сравнению с нашим … уродец… Тут и так все понятно!

— Да как ваш язык повернулся! — негодовал пузатый, сжимая кулаки. — Оскорбить то, что делал мой сын своими руками! Я этого так не оставлю! Я объявляю вам войну! За оскорбление! Пошлите гонца! Пусть собирают войско! Ничего, сынок! Мы им покажем, где ежики зимуют! За нашего ежика мы кого угодно растопчем!

Слуги тощего короля тоже уже почти погрузили ежа на поднос, прикрывая платочком с золотой вышивкой.

— Вот что это за ежик? — ехидничал пузатый, тыкая в него пальцем. — Глаза косые! Видимо, с вашего прадеда лепили! Помню-помню его портрет! Норманд Косоглазый!

— Гонца, срочно! — заорал тощий, оборачиваясь на слугу, который застыл в состоянии услужливого идиотизма. — Пусть собирают всех! Не бывать такому, чтобы оскорбляли наших предков, нашу историю и нашего ежика! За такое вы ответите! Война!

У меня есть подозрение, что об истинных причинах столетней войны историки деликатно умолчали, пытаясь пощадить здравый смысл!