— Мама, скажи, что ты меня нагуляла, — умолял я мать, глядя на то, как Артура хоронят со всеми почестями, рассказывая, как он погиб в неравной схватке с тупостью и идиотизмом. Пока тупость нападала, идиотизм зашел с фланга, поражая не только обладателя, но и присутствующих.

— О чем ты думаешь? — встревоженно заметила моя королева, пока я обнимал ее, поражаясь тому, какая она маленькая и хрупкая.

— О том, что мы — Ланцелот, чтобы всем нравится, — отвечаю я, чувствуя, как она ворочается в моих объятиях. Можно было бы сыграть партию по другому, можно было бы обыграть Мерлина в два счета, но тогда пришлось бы пожертвовать королевой. Хитрый старикан добрался до зеркала и изменил ход истории, сняв материны чары в тот момент, когда она прислала замену себе.

Завтра с утра я выступаю с отрядом в сторону Камлана. Оставшуюся часть войска я брошу на защиту замка. Попробую уничтожить чародея еще там. Если не получится, то потреплю их, как следует. И тогда, чтобы идти на замок, Артуру придется отзывать людей, сторожащих Авалон. И в этот момент, когда отряды покинут Авалон, ее вывезут туда.

— Послушай, бессовестный, — внезапно вознегодовала она, глядя на меня так сурово, что я снова улыбнулся. — Или ты мне сейчас расскажешь все, или…

Она мне угрожает… Какая прелесть… Ее глаза сверкали от гнева, поэтому я прижал ее к себе покрепче, слушая все возмущения.

— Вот она, жизнь семейная, — рассмеялся я, чувствуя, как она затихла и вздохнула. «Задушу во сне подушкой», — пообещали мне, снова вызывая у меня улыбку. Я смотрел на золотистый завиток на ее шее, пытаясь запомнить каждое мгновение рядом с ней, каждую черточку ее лица, каждый взгляд, каждую улыбку. Я хочу запомнить все, что завтра помнить, за чье будущее я сражаюсь. Хитрый Мерлин просчитал все, кроме одного. Он не учел, что я влюблюсь, как мальчишка.

Я нес ее в комнату, осторожно укладывая на кровать и любуясь ее волосами, вдыхая их запах, целуя ее дрожащие и сладкие губы и гладя пальцами тонкую красивую шею, припадая к ней поцелуями. Накидка валялась на полу, а я наслаждался каждым прикосновением, вздрагивающей грудью, по которой скользили мои пальцы.

Я хочу запомнить ее не плачущей от горя, хочу запомнить ее нежной, сладкой, восхитительной женщиной, при виде которой мне хотелось сломать руку Артуру, которой он притягивал ее к себе. Я хочу запомнить ее моей королевой, моей наградой, сказкой на несколько дней, счастьем под покрывалом, нежностью, которой у меня отродясь не было.

Я целовал ее прикрытые веки, чувствуя, как вздрагивают ее ресницы. Я буду помнить твои глаза… Мои губы прикасались к бархатной щеке, скользили по тонкой шее, которая сводит меня с ума. Я буду помнить каждый стон, каждый вздох, каждый взгляд сквозь полуприкрытые веки, буду помнить, как она умирала у меня на руках, выгибаясь от прикосновения моих рук.

Всего лишь несколько часов осталось до того момента, когда я в последний раз поцелую ее губы. Я не увижу, как появится на свет наш сын, не подержу его у руках, не поцелую покрытый испариной измученный лоб любимой. Я не буду держать на коленях ее, прижимая к себе и успокаивая в тот момент, когда ей будет страшно и больно, а на свет будет появляться наш ребенок. Я не буду, прижимаясь губами к ее вспотевшему виску, шептать, как сильно я люблю ее, утешать ее, успокаивать и держать ее руку в своей руке, пока вокруг будут бегать повитухи. Я не позволю никому быть рядом с ней в тот момент, когда ей больно и страшно…

Моя рука лежала на все еще вздрагивающем животике, согревая его и нежно проводя по нему пальцами. Все, что у меня есть, я оставляю вам…

Я склонился над ее животом, покрывая его поцелуями. Я сделал все, что мог, чтобы вы были живы, чтобы вы были счастливы. Перед глазами стояла картинка, а мой взгляд отчетливо различал, как маленький мальчик бежит к матери, а она ловит его и берет на руки.

— Что такое? — едва слышным шепотом прошептала любимая, положив руки мне на голову и вплетая их в мои волосы. — Почему ты так тяжело вздохнул?

Я поднял глаза, глядя на встревоженное лицо и чувствуя, как ее пальцы играют с моими волосами. Я дорого бы отдал, чтобы остаться с вами… Но я видел хитросплетение судеб в зеркале, поэтому у меня есть несколько часов до рассвета, чтобы побыть с вами,. Последние несколько часов моей жизни я хочу обнимать тебя, целовать, прижимать к себе. Я хочу, чтобы ты уснула на моих руках, уткнулась мне в грудь, чтобы не кричала во сне, не сражалась с невидимыми врагами и не плакала, как ребенок, до тех пор, пока я не возьму тебя на руки, не прижму к себе и не буду успокаивать, слыша, как ты плачешь во сне: «Камлан!».

Кто—нибудь, дайте ей силы пережить это…

И вот она снова лежит на моей руке, спит, а по ее щекам стекают слезы.

— Не уходи, прошу тебя, — шепчет она сквозь сон. — Я не хочу, чтобы ты уходил… Я тебя никогда не увижу… Умоляю, останься…