— Они все сдохнут здесь, а ты поедешь со мной в Камелот. И попробуй кому-то рассказать про то, что видела! Поняла меня? — выдохнул Ланцелот. — Будешь рассказывать то, что я тебе скажу! И попробуй только заикнуться о том, что видела! Слышишь?

Металлическая перчатка больно впивалась в кожу, а я кряхтела, пытаясь разжать его руку, а потом вцепилась ему в лицо, в волосы, пытаясь выцарапать глаза. «Тварь!», — шипела я, извиваясь и чувствуя, как меня волокут. Сердце разрывалось при мысли, что там на траве осталась вся моя жизнь. Внезапно послышался рев, а Ланцелот швырнул меня на траву, выхватывая меч. Огромный, раненный медведь стоял на задних лапах позади Ланцелота, опускаясь на него всем весом и выбивая меч из рук рыцаря-мечты всех девушек от шести до шестидесяти. Медведь страшно ревел, а я отползала подальше, видя, как зверь отметает лапой доблестного рыцаря, а тот теряет сознание, шмякнувшись об ствол дерева.

Медведь, тяжело дыша, возвышался надо мной, но тут его глаза закатились, и зверь рухнул на траву, оборачиваясь королем Артуром. Из последних сил он подполз к Мордреду, глядя кровь, которая все еще стекала вниз, размываемая последними каплями дождя. В сердце промелькнула слабая надежда на то, что он сможет спасти… Вдруг он знает способ… Мало ли… Несколько ударов сердца, ослепленного надеждой, но, король положил перчатку на грудь сыну и склонил голову.

— Не подходи к нему! — опомнилась я, вспоминая, что еще недавно они были врагами, но Артур поднял на меня глаза, а потом молча опустил голову.

— Прости меня, сын, — послышался глухой голос Артура, а я впервые слышала, чтобы он назвал Мордреда сыном. Металлическая перчатка лежала на груди Мордреда, а тот через силу открыл глаза, глядя мутным взглядом на отца.

— Прости меня, — срывающимся шепотом прохрипел Артур, склонившись над ним, пока я ревниво оберегала любимого, прижимая его голову к себе. — Прости меня, сын. Прости за то, что называл тебя трусом… Прости за то, что мне приходилось это делать, чтобы твоя мать прекратила свою безумную игру…

Артур тяжело дышал, а потом закашлялся кровью.

— Однажды твоя мать, когда я впервые держал тебя на руках, сказала мне: «Ты должен быть достойным нас!». И я готов был сносить любые удары судьбы, рисковать жизнью, создавать то, что никому еще не удавалось создать до меня… Я делал это и верил, что однажды буду держать тебя на руках. Но судьба обманула меня… И когда ты впервые переступил порог Камелота, я узнал тебя… Но был уверен, что ты на стороне матери… Не смотря на это, я дал тебе место за Круглым Столом… Лишь бы видеть тебя… Мне казалось, что я сходил с ума… Я мог предугадать слова, мог предугадать какие-то действия, словно это уже было когда-то… Тогда мне начиналось казаться, что безумие Утера, проклятие Пендрагонов, настигло меня… Вечное чувство, словно это уже было когда-то, но не так преследовало меня, а я даже боялся сказать об этом Мерлину. Как будто десятки снов об одном и том же накладываются друг на друга… Вот… Вот на что это похоже…

Голос Артура на мгновенье умолк, а он тяжело выдохнул.

— «Доверься мне, друг мой!», — произнес Мерлин. — «Что бы я ни сказал, что бы ни сделал, просто доверься! Она выбирает. И однажды эта реальность станет еще одним сном». В каждом сне я вел себя достойно, чтобы завоевать ее любовь, а потом… Потом понял, что больше не могу так жить… С каждым днем мне все сложнее отличать реальность от снов…

Я видела, как он склонился, а волосы прикрыли лицо. Внезапно он заревел медведем, бессильно ударяя кулаком по земле.

— Позаботься о ней, — прошептал Мордред, не открывая глаза. По его щеке скатилась капля дождя, похожая на слезу, а я сжала его руку, чувствуя, как она ослабела. — Прикажи увезти ее отсюда.

— Нет! Я буду с тобой, — выдохнула я, всхлипывая и понимая, что у меня уже нет слез. — Я буду с тобой до конца… Никуда не уйду…

Я уронила голову любимому на грудь, чувствуя, как слабая рука водит по моим волосам, а я вздрагиваю, понимая, что бессильна что-то сделать.

— У тебя волосы мокрые, — услышала я тихий голос, а его рука застыла. — Ты ничего не смогла бы сделать. Даже яблоки с Авалона бессильны против ран, нанесенных Эскалибуром… Уходи, не мерзни… Я просто очень устал…

Я закрыла глаза, чувствуя, как страшный крик отчаяния рвется наружу, а я не могу крикнуть.

— Спокойной ночи, любимый… — прошептала я, а пелена слез застелила глаза. Он еще дышал, а я, склоняясь к его губам, сквозь слезы вспоминала то маленькое счастье, которое скоро станет воспоминанием.

— Не уберегла… Не спасла… Какая же я богиня? — глотала слезы я, понимая, что — конец. Все кончилось, а я не знаю, как жить дальше.