— Он застрял в своей неземной любви! — пояснил голос снизу, пока рыцарь пытался пролезть ко мне сквозь узкое незастекленное оконце. Через пять минут страданий он был согласен вылезти обратно, но доспехи мешали, а он безвольно повис где-то на полпути к любви и обожанию.

— Что ж вы молчите, дорогой рыцарь? — прошептала я, как можно пафосней. — Вы проделали столь долгий путь, и молчите! Неужели вы разлюбили меня?

На меня поднялись глаза, преисполненные неземным страданием, а губы, жаждущие поцелуев, трагично задрожали.

— Он проведет в такой позе до конца своих дней! Это самое романтичное, что я видел в своей жизни! — заметил язвительный голос с улицы. — Его любовь столь необъятна, что не пролезла в ваше узкое оконце!

Я попыталась вытолкнуть Ланцелота обратно, слыша, как его доспехи о скребут камень. Ничего! Сейчас поднажмем! Ух! Не идет!

— Зато мы знаем точно, где Ланцелот теперь! — философски заметил Мордред, снизу. Я еще раз попыталась выпихнуть Ланцелота, но поняла, что бесполезно.

— Миледи, — послышался тихий голос служанки. — Мы приготовили ужин! Вам подавать?

— Да, — согласилась я, предвкушая пир. Желудок сделал кульбит, под аплодисменты пищеварительного тракта, когда мне внесли деревянный поднос с таким количеством еды, что я мысленно простонала.

Служанка поклонилась и удалилась, не задавая лишних и личных вопросов.

Через минуту, когда я нагребала хлебушком очень вкусные грибы с подливкой.

— Ммммм! — промычал Ланцелот, а я, будучи очень добрым и воспитанным человеком, тут же предложила ему кусочек, старательно запихивая грибы ему в рот.

— Вкусно, — заметила я, нагребая еще грибов и облизывая деревянную ложку. — Вот! Держи еще! Да жуй! Неизвестно сколько тебе тут болтаться придется!

Ланцелот уныло жевал грибы, пока я переходила к тушеному мясу с травами и постанывая от восторга. Кусок душистого хлеба собирал подливку, а я все остатки еды, которые не поместились в мой желудок, были скормлены вежливо сопротивляющемуся Ланцелоту. Не понимаю, что ему не нравится?

— Моя королева! Ваше милосердие не имеет границ! — вздохнул Ланцелот, пытаясь выплюнуть грибы, но я была неумолима. — Как бы я хотел заключить вас в свои объятия, целовать ваши сочные губы!

— Да, да, конечно! — согласилась я, укладываясь спать и накрываясь одеялом.

— Я люблю вас всей душой! Всем сердцем! — причитал Ланцелот, а я повернулась, глядя на него: «Спасибо, я знаю, спокойной ночи!».

Мне почему-то не спалось. Странная тяжесть в животе сменилась острой резью, от которой хотелось прижать коленки к груди. Во рту была какая-то странная горечь, которую я последовательно сглатывала. Через полчаса к рези присоединился озноб, заставляющий кутаться в одеяло и морщиться. В голове все смешивалось в противный мутный ком страданий, а я попыталась разогнуться и встать.

В голове был туман, а я пыталась нашарить руками одеяло и скинуть его. Почему-то оно показалось таким тяжелым, что я едва справилась. Ноги прогибались, в животе была дикая резь, а перед глазами все двоилось и плыло.

— Моя королева!— слышался преисполненный страданием голос. — Я спасу вас! Злой Мордред отравил нас, но я раскусил его подлые планы, поэтому запасся противоядиями! Вот как чувствовал, что он нас отравит! Противоядие у меня в сумке на ремне!

Я шарила рукой по двери, пытаясь открыть засов. После тщетных попыток я оперлась свинцовой головой на стену, пытаясь понять, тошнит меня или нет. Руки были ватные, но я тянула проклятую железяку, а потом двери распахнулись, а я побрела, опираясь на стену и передыхая. Свет факелов расплывался и резал глаза, а в животе были мучительные судороги, от которых не помогало даже правильное дыхание. Такое чувство, словно в ушах что-то противно звенело, а по спине градом катился пот. Сердце колотилось так, что ослабевшие руки тряслись вместе с коленями.

Я видела яркое пятно света, ослепительное и болезненное, а когда вошла в него, почувствовала, как опадаю на пол.

— Госпожа! — сквозь неумолимый звон послышался голос служанки, а я пыталась успокоить сердце и дрожь, сводившую тело нервной судорогой. Мир звенел и расплывался. Откуда-то издалека доносились голоса: «Королеве плохо!».

— Андрасте! Помоги ей! — шептала надо мной какая-то молодая девушка. — Богиня, спаси ее! Исцели ее!

Отлично! Приятно, когда ты — единственная богиня в местном пантеоне.

Звон усиливался, а я видела мутные лица, склонившиеся надо мной.

— В сторону! — услышала я голос, вселивший в мое сердце странную надежду. — Быстро! Несите воду! Кувшины, тазы!

Я судорожно вцепилась в чужую руку, пытаясь сохранить остатки сознания.