Свер о злополучном колечке предпочитал не спрашивать, а когда я сама попыталась ему все объяснить, только рыкнул на меня.

— Тебе совсем не интересно?

Мне очень хотелось оправдаться, объясниться, сказать, что я не специально.

— ‎Это не то место для разговора, — сдержанно ответил он, разглядывая мои руки. Неспокойные, они никак не могли перестать теребить конец платка, наброшенного на плечи, — вернёмся домой, и на капище, перед праматерью, ты мне все расскажешь.

Совсем не вдохновляющая перспектива, если честно. Откровенничать под тяжёлым взглядом Мано-Аль. Такое себе удовольствие, но слушать мои робкие возмущения вожак не стал.

Только на капище и все тут.

Суеверные они все здесь были просто жуть.

Поездка по ужасной погоде, под снегом, с изматывающим распорядком дня, открыла мне глаза на правду: я, оказывается, страшная домоседка, и лучше бы сейчас в своей комнате сидела и помогала Ашше, например, пряжу разбирать, чем тряслась в наполовину заполненной мешками телеге, стараясь согреться.

После ночёвки в Вятичах мне, вроде бы, стало лучше, я даже успела забыть, что собиралась болеть. А потом мы уехали.

И последовавшие за этим дни в дороге напомнили, что крепким моё здоровье считалось только по меркам городского жителя, привыкшего сидеть в тепле.

А для таких диких и холодных мест, я была хиленькой и легко простужаемой.

— Чкхи!

— ‎Здорова будь, — фыркнул Алис, раздражая меня настойчивым взглядом.

Свер никому не рассказал о причине столь самоубийственного ведьмовского желания, сдернуть меня со стены. Все решили, что они просто хотели нарушить защитный контур и загубить деревню, как было у нас на пограничье. А то, что нечисть под горячую руку попалась – так то случайность. Угодила в водоворот ведьмовской магии, вот чуть с жизнью не распрощалась. И никого совсем даже не удивило, что упав с такой высоты, я не то, что не разбилась об мерзлую землю, но даже ничего себе не сломала. От Пограничной Огневицы ничего другого и не ждали.

И только Алис, который, кажется, видел как меня корежило при общении с ведьмами, что-то подозревал.

В открытую признаний он не требовал, но очень давил психологически, желая подтолкнуть меня к чистосердечному признанию.

Его дурацкое лисье любопытство, сдерживаемое человеческой осторожностью, просто выводило меня из себя. Лучше бы он просто взял, припер к стенке и потребовал ответов. Тогда можно было бы его хотя бы послать.

К Сверу.

— Тьпатиба, — совершенно забитый нос отказывался работать, а горло болело так, что дышать ртом было просто мучительно. Каждый глоток холодного воздуха проходился колючей волной и рождал желание больше вообще не дышать. Никогда.

— ‎Очень плохо? — сочувственно спросил он, подъезжая ближе. Я бы на его месте не стала так рисковать, я ж бацильная, но Алис был бесстрашен и о вирусных заболеваниях знать ничего не знал.

— ‎Я замерзла и хочу сдохнуть.

— ‎Я на твоём месте пересмотрел бы свои желания, — хохотнул он, — конечно, я мог бы тебя погреть, но вожак не одобрит.

К вечеру температура поднялась, и меня начал бить озноб. Самым неприятным в сложившейся ситуации было то, что ночевать нам предстояло в лесу.

Оборотни легко выбрали место для ночёвки, и даже обустроили мне постельку под еловыми лапами. Я была очень благодарна за такую заботу, ослабленная и расчувствовавшаяся, даже подумывала всплакнуть, но пронесло.

Ночью, холодной и муторной, я не могла уснуть, натужно сипела, прислушиваясь к хрипам в дыхании. Это было нехорошо, очень-очень нехорошо, но помощи ждать было неоткуда. Вокруг только ели и снег, ну ещё группа оборотней, в которой не то что знахарки, даже врача какого-нибудь завалящего не было. Я бы согласилась и на нашего местного терапевта ещё из той простой жизни, когда я была студенткой, а не нечистью. Душа лесных пожаров, что б его.

— Выпей, — когда к моему укрытию от ветра и лёгкого, начавшегося еще в сумерках, снегопада, подошёл Свер, я не услышала, плавала в бульоне из страданий и жаления себя любимой. К губам прижалось горлышка фляги.

Сделав всего три глотка, я закашлялась, чувствуя как огонь прокатившись по горлу, горячим комом осел в желудке.

— ‎Еловица, — простонала я, рукавом тулупа вытирая горящие губы, — гадость.

— ‎Так уж и гадость, — усмехнулся Свер, подталкивая меня поближе к стволу дерева и освобождая себе место под моей елкой, — тулуп снимай.

— ‎Озверел? — коротко покашливая, я пыталась понять, нравится ли мне это жуткое ощущение, принесенное еловицей, или все же нет. Будто бы мне внутренности на медленном огне жарят. С одной стороны тепло, но с другой – просто невыносимо.

— ‎Греть тебя буду, — проворчал Свер, недовольный моим упрямством, — Алис все уши прожужжал, просил помочь немощной.