Деревню укрывал высокий, черный забор и такие же черный ворота, на воротных столбах которых были прикреплены изрезанные рунами бычьи черепа. Красный огонек замкнутого обережного круга тлел в пустых глазницах. Если бы не яркий свет факелов, освещавших и ворота и часть стены, и даже укрытую снегом землю, я бы едва обратила внимание на эти красные блики, но огонь горел, позволяя разглядеть жутковатые обереги и оценить мощь собранной в них силы.

Ворота нам открыли раньше, чем мы вступили в свет факелов, демонстрируя полную готовность встречать своего князя с почестями.

Борясь с желание вытереть нос о шубу вожака, я крепко держалась за Свера, старательно вытягивая шею, чтобы хоть что-то разглядеть из-за его плеча.

На коня меня пересадили с час назад, и за это время я, кажется, успела себе что-то натереть, но даже это не могло уменьшить моего любопытства.

Очень интересно было, что это за деревня такая, в которую мне не стоит въезжать на телеге.

Объяснить внятно, почему я не могу к Дубрам приехать так же, как и в остальные деревни, вожак не посчитал нужным. Только сказал:

— Ты Огневица, а не часть назначенной подати.

— ‎То есть, как в другие деревни въезжать, так я могу и податью побыть, наравне с зерном, а как к Дубрам приехали, так сразу Огневицей стала?

— ‎Да.

Если бы я уже не знала, что многобожие только осложняет жизнь, и на территориях, поклоняющихся разным богам, разные правила и законы, обиделась бы. Но я не зря два года в университете стулья попой полировала, и единственное, чего Свер от меня дождался, это все еще хриплого из-за болезни, но вполне бодрого:

— Ладно.

Только въехав в ворота поняла, какая же я все таки молодец. Сидя за спиной у вожака, цепляясь за его шубу, я почти не боялась тяжёлых, жадных взглядов, которыми нас провожали. Те тощие, жуткие дубры, которым предстояло вернуться в свою деревню только завтра, оказывается, были еще тепло одеты.

— Вот это я понимаю, вот это они закаляются, — тихо бормотала я, крепко прижавшись к спине Свера.

Староста, такой же тощий, как и все остальные, в тонкой рубахе и штанах, больше похожих на бриджи, встретил нас на крыльце своего дома.

Держа в руках широкую, глиняную чашу, полную воды, он поклонился Сверу и сильным, хорошо поставленным голосом проговорил:

— Пусть будет светел твой путь, Волчий Князь. Не серчай и позволь первый глоток звездной воды сделать дочери Смага.

Свер не возражал. Странно хмыкнув, он только кивнул головой.

О том, что звездная вода, как пафосно звали ее дубры – это всего лишь колодезная вода, всю ночь простоявшая в ритуальной чаше под небом, я узнала многим позже и от Алиса. А в то мгновение, я знать не знала, что звездной она зовется от того, что в нее ночью якобы звезды смотрелись, была смущена странной веселостью Свера — кто ж мог хотя бы предположить, что его просто выражение моего лица позабавило — и очень опечалена.

Горящую воду я уже пила, теперь меня заставляли пить звездную.

Как будто обычной воды им мало.

* * *

— Свееер, Свееер… ну, Свееер…

Впервые за наше унылое путешествие меня поселили не с нашим вожаком, отчего я очень страдала.

Я, как Огневица, дочь Смага и сильно почитаемая нечисть, была устроена в доме их жрицы.

Старая, тощая, очень похожая на скелет, живущий в кабинете анатомии нашего славного универа, с цепким, странно знакомым взглядом ясных серых глаз, меня вообще ни разу не воодушевляла на долгий отдых.

Да, глаза ее были похожи на глаза Йолы, но это совсем не располагало к женщине, даже наоборот.

Мне было некомфортно рядом с ней, и совершенно неуютно в ее доме. И дело было даже не в скудной обстановке, и не в соломенном тюфяке, на котором мне предлагалось спать, просто ощущение было такое же, как и в доме нашей знахарки.

Словно я переступила черту и больше не нахожусь в мире живых.

Возможно, настоящей нечисти в таком месте было бы очень комфортно, но я, промучившись добрых три часа, дождалась, пока жрица, звали которую Йера, уснет, и сбежала, оставив в ее доме и тулуп и платок… и сапоги бы тоже оставила, но уж очень холодно по снегу босиком бегать.

Стоило только выйти во двор, соскочив с крыльца, и вдохнуть полной грудью свежий, морозный воздух, как мне полегчало. Слабая паутинка, опутавшая мое тело порвалась, казалось, я даже слышу сухой треск, с которым лопались нити. Одна за другой.

Искать нашего вожака мне не пришлось, я и так знала, что ночует он в доме старосты. Вот только дверь в его дом оказалась заперта, и некому было мне открыть.

Потому, ежась от холода, пришлось ходить под окнами и страшно завывать, едва надеясь, что Свер меня услышит.