Глухо рыкнув, он пролетел мимо, резко затормозил, отчего его смешно занесло.

Нервный смешок помимо воли вырвался из груди, но мне за него было совсем не стыдно, не плачу – и то хорошо; и встал, низко опустив голову.

Свер тяжело дышал, лапы дрожали и разъезжались, левый, потемневший от крови, бок был глубоко вспорот, на задней лапе виднелась в проплешинах покрасневшая, воспалившаяся кожа, словно кто-то присосками вцепился в нее, и отодрался уже только с мехом. Правое ухо было порвано, а морда вся перепачкана чем-то черным и отвратительным на вид. У вожака, в отличие от меня, не было чудо-кольца, его нечему было защитить от того, что живет в этой недружелюбной темноте.

Припадая на заднюю лапу, он приблизился ко мне и первое, что сделал — обнюхал. Основательно, ответственно, сунувшись носом даже мне в лицо.

От него самого пахло просто ужасно, и я не могла представить, что он надеется унюхать, все перебивала эта резкая, едкая вонь, исходящая от черной гадости на его морде.

Но я все равно смирно стояла на месте, позволяя Сверу делать все, что вздумается. Пусть нюхает, сколько влезет, может даже на вкус попробовать, я не против, лишь бы он забрал меня отсюда.

Я не знала, что бы со мной случилось, не появись здесь Свер, но он был здесь, я чувствовала себя в безопасности и уже почти любила его за это.

* * *

Когда мы выбравшись из темноты, сошли с тропы, возвращаясь в реальный мир, живой, полный запахов и красок, рядом с которым тропа казалась стерильной подделкой, там уже царствовал рассвет. Жутко было даже представить, сколько мы бродили в темноте. Свер, едва передвигал лапами, и я, из последних сил цеплялась за мех на его холке.

И еще страшнее было осознать, что путь наш был незавершен.

Вынырнули мы почти в десяти километрах от деревни по колено в снегу.

— Рашис вернется, — уверенно прошептала я, ощущая, как мороз пощипывает щеки, и шалея от этого чувства, — обязательно вернется в деревню за своими товарищами. И я его придушу.

Свер согласно фыркнул, и мы медленно поковыляли вперед.

Я была совершенно измотана, морально опустошена и отупело равнодушно, хотя чувствовала, что должна собой гордиться.

Выбраться с волчьей тропы целой и невредимой – многим ли это по плечу?

Только Князю Волков, которого, по умолчанию, ни одна гадость не возьмет, и бешенной Огневице, которую если какая гадость и попробует взять, то в лучшем случае просто подавится.

Сорок минут.

Ровно настолько мы опоздали для того, чтобы перехватить подельников Рашиса. Они ушли беспрепятственно и скорее всего, еще не знали, какой эпичный крах потерпел план их товарища.

А наша уверенность в том, что Рашис вернется в деревню, заметно пошатнулась. Незачем ему было возвращаться.

Ничего важного для него здесь не осталось… кроме меня.

Но лично я бы ради себя не стала рисковать шкурой.

Свер был уверен в обратном, а после моего прочувствованного и жалобного монолога, в котором я выложила все, что мне рассказал Рашис, в этом же уверился и Алис.

— Подумать только, — возмущался он, в раздраженном нетерпении меряя шагами комнату, — нашу Огневицу решили умыкнуть. Ну, не дураки ли?

Я энергично кивала — дураки, как есть дураки — то и дело потирая перебинтованную ладонь.

Порез, добровольно сделанный мною на капище, после прогулки по волчьей тропе, распух и постоянно ныл.

Йола, осмотревшая мою руку сразу же как мы, замерзшие, усталые и голодные, вернулись в деревню, успокоила заверением, что рана не серьезная и должна зажить достаточно быстро… если я ее не на тропе получила.

На робкое уточнение, что было бы, порежься я там, в той безысходной темноте, знахарка совершенно спокойно, буднично сообщила:

— Умерла бы в течение пяти часов.

И тяжесть ранения значения бы здесь не имела. Даже получи я простую царапину в том темном, страшном месте, спасти меня уже не смог бы никто.

Выслушав все это, я заторможено кивнула, не сразу сообразив, что именно привело меня в такой ужас. Я же, в общем-то, совсем там не пострадала, не считая потрепанных нервов. Даже синяка ни одного не заработала.

Но это только я…

— Свер!

Пока я сидела на первом этаже в компании Йолы и небольшой группы поддержки из двух нелюдей, сам вожак находился в своей комнате, поднявшись туда в сопровождении Берна и Алиса. Волк едва стоял на лапах, и его пришлось почти тащить по лестнице.

И теперь он где-то там.

Умирает.

Я бросилась наверх без раздумий, с отчаянием осознавая, что не могу никак ему помочь, но все равно не желая оставаться в стороне.

Ашша и Наи, сидевшие вместе со мной, после случившегося этой ночью позабывшие, что мы не разговариваем, удивленно смотрели мне в след. Ашша знала то, чего не знала я, а Наи просто не совсем понял слова знахарки.