Милия Шельтская, тихая сероглазая баронесса с толстой каштановой косой, нежно любила своего тирана-мужа. Она окружала постаревшего (сорок лет не шутка) Гардвейга заботой, следила, чтобы он вовремя питался и не переедал, а кроме того, родила ему двух сыновей и опять ходила беременная. Так что Гардвейг наслаждался последним браком и ни о разводе, ни о казнях не думал. Вроде бы.

Хотя Анна точно знала: если отец узнает о ее шашнях с учителем, казнит. Не задумываясь. И Милия не поможет.

Мачеха, приехавшая с отцом, Анне вообще не слишком нравилась. Какая-то она была… наседка. Все время хлопотала вокруг мужа, поправляла подушки, подносила вино, пока король не приказал ей отдохнуть. Тогда ее увели. Но было видно – Гардвейг ею доволен.

А вот Анной…

Нелюбимая дочь от казненной жены…

Только бы в монастырь не упекли…

Анна поскреблась в дверь, дождалась окрика и скромно замерла на пороге.

Его величество изволил отдыхать у камина. Бокал вина, блюдо с закусками, верный шут на ковре – Анна не помнила, когда рядом с отцом не было этого маленького человечка с удивительно умными ясными глазами и морщинистым лицом…

– Ваше величество. – Анна присела в реверансе.

– Ну заходи чего пол подметаешь…

Анна, повинуясь кивку отца, опустилась на скамеечку у его ног, почти рядом с шутом, и замерла, опустив глаза долу.

– Ну-ка в лицо мне смотри. – Жесткие пальцы вздернули ее за подбородок, и Анна подавила в себе желание зажмуриться. – А ничего так девка выросла, а, Харви?

– Грудаста больно…

– Сиськи мужикам нравятся.

– Сиськами парня не удержишь.

– Да как сказать. Рик пока мальчишка, может и повестись…

Рик?! Кто такой Рик?!

Мысли метались в голове Анны вспугнутыми птицами. И, видимо, Гардвейг заметил это, потому что пояснил:

– Ричард Ативернский. Едет с визитом и посольством. А на самом деле папаша собирается женить сынка, так что ты по возрасту подходишь. Внешне вроде как не страшна, на мать похожа… Алия такая же была, темненькая.

Сам Гардвейг отличался густой гривой золотых волос и ледяными серыми глазами. Анна же была темноволоса и темноглаза, как мать, которую она знала только по портретам.

– Лишь бы не дура была. Ни с кем еще не спуталась? – Голос шута был спокойным и… изучающим.

Анна вспыхнула. Но сквозь растерянность прошло холодное: «уничтожат…», и с губ само собой сорвалось:

– Да кому я нужна без копейки приданого! Платья – и те по шесть раз перешиваем.

– Дура, – сверкнул глазами Гардвейг. – Ты что думаешь, твое приданое – это тряпки с монетками? Сопля!

Анна шарахнулась назад, упала со скамеечки на попу и некрасиво раскорячилась, но Гардвейг продолжал греметь набатом:

– Ты – принцесса! Может быть, будущая королева! Твое приданое – это не юбки, а связи! Земли! Союзы! А юбками и побрякушками ты награждать будешь, если понравишься Рику. Ативерна богата, а мне нужен Эдоард в союзниках. А потом и Рик. Так что если выйдешь за него замуж – не обижу. Дам в приданое провинцию Бальи.

Анна кое-как оправила юбки и села под насмешливым взглядом шута. И спросила уже другим тоном:

– Ваше величество, я должна его очаровать?

– Да. Потом он еще поедет в Ивернею. Но это – потом. Ты будешь первой и должна стать для него единственной.

Анна кивнула. А перед глазами проносились видения балов, бриллианто, кавалеров – и тонкой короны на ее голове. Короны принцессы. Будущей королевы.

Черт!

Зачем она только спуталась с Лонсом?!

Гардвейг несколько минут смотрел на нее. А потом кивнул:

– Иди, прочухайся. А завтра поговоришь с Милией. Пусть она тебе платья какие пошьет, чтобы сверкала. Я ей скажу. Свободна.

Анна кое-как сделала реверанс, раскланялась и вышла вон.

Она не знала, что королевский шут покачал головой:

– Ох, не знаю, Гард. Жадная она. И дура.

– Вся в мать.

– Может, кого еще предложить?

– Не получится. Старшей двенадцать лет, сам знаешь. Этой хоть шестнадцать скоро будет. А те вообще. А Эду надо сопляка женить в ближайшие год-два.

– М-да. А в Ивернее Лидия.

– Та шерстяной носок. Восемнадцать лет девке, а она ни о чем, кроме книг, не думает. Перестарок.

– Милии за двадцать было, нет?

– Так Милия и вдовой была… повезло мне с ней.

Шут только кивнул. Жену Гардвейга он не уважал. Не за что. Но ценил. Видел, как она любит короля, как старается окружить его заботой… курица-наседка, да. Но для пожилого короля – не худший вариант.

Не злая, не гадина, не интриганка, власть ей не нужна, только гнездо и дети. Ну и сыновей она, конечно, родила. Что хорошо. Гард ведь вообще с ума сходил без мальчишек…

– Ладно. Если ты думаешь, что эта соплячка – то, что надо, я с ней еще поговорю. Разрешишь?

– Когда я тебе что запрещал?

Мало кто знал, что шут был молочным братом короля. Что двое мужчин дружили с детства. И что неистовый, капризный, вздорный и злобный Гардвейг на этой земле любил только своего брата. И брат всеми силами старался оправдать его доверие.

А шутовство?

Почему бы и нет?

Чем-то же заниматься надо в свободное от интриг время?