Эмме все это было в удовольствие. А Лиля еще и писала. Да, она контролировала работу, да, она ругалась, но по большей части сидела в библиотеке и писала, разбрызгивая дурацкие грязные чернила гусиным пером. Все, что помнила из медицины. Потому что знания, если их не использовать, не повторять, они отмирают. Увы… Два дня. На третий она поговорила-таки с кузнецом. Симпатичный детина формата «шкаф ативернский» понял все с полуслова.

И после пяти минут рисования на земле даже согласился выковать ей несколько перьев. Если получится. Мол, попробую, госпожа графиня, только не велите казнить, ежели что не так. Уж больно работа тонкая, не по моим рукам. Аля подумала и кивнула. Попробуйте. Если нет – вы все равно нужны. Я просто найду того, кто справится.

А почему нет?

Металлическим пером писать удобнее. Спросом оно пользоваться будет. Еще надо бы чернильницу-непроливайку. Не идеально, но в дороге, для купцов, моряков…

Кузнец идею понял и обещал попробовать сделать. Как только с перьями закончит, и тоже в большом объеме. Это-то ему было по плечу.

Зачем?

Ну… надо же на что-то поднимать хозяйство. А гусиные перья хоть и выглядят красиво, но писать ими озвереешь. Вот как бы еще извернуться и патент обеспечить…

– Госпожа графиня, прибыл пастор Воплер.

Тьфу!

Лиля быстро прошлась по своим воспоминаниям.

Пастор… вырисовывалось что-то очень смутное. Кажется, Лиля была твердо уверена, что солнце светит миру из ее… талии. Поэтому сама она к пастору ездила не часто, предпочитая молиться дома. А тот… тот тоже не питал желания часто видеть такое сокровище. Тем более что на церковь отстегивал Этор, и сущие копейки.

А теперь, видимо прослышав об отъезде управляющего, товарищ решил посмотреть на происходящее.

А если вспомнить опыт своего мира… Не только посмотреть. А то вдруг еще чего и поиметь удастся? Если баба-дура…

А вот в пасторы шли далеко не дураки. Любой священник по определению образован на неплохом уровне для своего времени; подкован в богословии; умеет давить на психику, возможно, даже обладает начатками гипноза, потому как верит в это всей душой; способен незаметно трясти информацию из прихожан.

Короче – крестец.

Общаться с ним долго нельзя априори. Расколет. Это для крестьян она графиня, пусть и с закидонами на всю крышу, – так они ее и видели-то раз в год. Для Эммы… ох, хитра дама…

А вот священник… Но что же делать, что делать… Надо бы его испугать, но не обидеть, никак не обидеть… Потом-то он пригодится, обязательно…

– Ладно. Пусть ждет. Угостите его там чем есть…

– Вареные овощи, госпожа. Каша с мясом. Черный хлеб. Вы же приказали…

– Вот и подайте это. – Лиля фыркнула. В глазах Эммы плясали веселые искры. Ну да. Диету надо соблюдать. Посему на все вкусности был наложен строжайший запрет. Даже ключи от кладовки с провизией Лиля отдала Марте. Подальше от искушения. А то желудок твердо вообразил себя чем-то вроде бездонной бочки и требовал заполнения.

– А вы не переоденетесь, госпожа?

Лиля только вздохнула. Она сильно подозревала, что Эмма умнее, чем показывает. И ее очень интересуют странности в поведении хозяйки. Но…

Выгода!

Все упирается в выгоду. Пока люди понимают, что с ней лучше, чем без нее, ей не дадут пропасть.

Но с пастором ссориться нельзя. Подозрений вызывать – тоже. Религия в Средние века – это мощная сила.

Но и денег она ему не даст. Перетопчется!

Лиля сильно подозревала, что это как с цыганками, потом не отвадишь.

– Марту ко мне кликни. Или кого из девчонок, – девушка вздохнула и потопала в гардеробную. Выбирать самое откровенно дурацкое платье.

Чтобы напялить все полагающееся, потребовалось где-то полчаса. Лиля нервничала, шипела на служанку и топала ногой. Чай не богадельня, чтобы так копаться!

Итак.

Что требуется?

Да выпроводить гада! Так, чтобы ему и возвращаться не захотелось. А что не переносят мужчины?

Скандалы, слезы и истерики. И плевать, какой там век на дворе. Психическая дура в любом веке страшная сила.

Аля золоченой копной вплыла в гостиную. И впилась глазами в пастора Воплера.

Ну, что тут скажешь. Обычный мужчина. Не страшный, но и не красавец. Лицо серьезное, простоватое. Но телосложение при этом неплохое. Руки вполне аристократические. М-да…

Чей-то отпрыск? Выучили и запихнули в глушь?

Память Лилиан Иртон отвечать отказывалась. Такие мелочи, как сельский священник, графиню не волновали. Конечно, он же несъедобный.

Лиля еще пыталась вспомнить, а тело само выполняло все предписанное. Опустилось на одно колено, рука выполнила знак Альдоная…

– Благословите, отче.

Пастор неторопливо поднялся из кресла, подошел и положил руку ей на голову.

– Благословляю тебя, дитя света.

Интересно, руки он мыл? Хотя бы раз за неделю?

На этом церемония приветствия была закончена, и обе высокие стороны плюхнулись по креслам. Лиля – грузно, пастор более изящно. И посмотрели на стол.

Тот откровенно не радовал.