– Ворожея! – Алан соскользнул с лошади и подхватил друиду на руки, прижимая к себе. – Как же я соскучился!

– Отпусти, ирод, кости сломаешь! – Ворожея сердито стукнула его по спине, но в глазах у нее мелькнула радость. – Воняет от тебя, как от козопаса.

– Я тоже тебя люблю, Снежка, – шепнул Алан. – Я тебе кое-что привез, думаю, понравится. Как у тебя дела? Как муж? Что нового?

– Слишком много вопросов. – Ворожея отодвинулась, внимательно осматривая Алана. – Ну, не так страшно, как я ожидала. Где больной?

– Откуда знаешь?

– Пауль прислал весточку, – хмыкнула женщина и поправила платок. – Скажи своим парням, чтобы в баню сразу шли. И Руку пусть туда несут, я сейчас приду. Твоя?

Она кивнула на Валию, которой Ворон помогал выбраться из повозки.

– Мать Турена.

– Она тоже была на берегу реки Забвения, как и ты, Алан, но ты получил дар и вторую жизнь, а она оставила там сердце.

– Думаешь, ей уже ничего не поможет?

– Не знаю, герцог. – Ворожея положила ладонь на его грудь. – Ты мне скажи, если здесь лед, то сможет его растопить огонь? А теперь марш в баню!

Алан перехватил сухонькую ладонь и прижался к ней губами.

– Я рад тебя видеть, вредная женщина.

– Я тоже тебя люблю, Алан.

Старые покои Алана вымыли, натопили, застелили постель чистыми накрахмаленными простынями, на столик поставили кувшин с вином и блюдо с пирожками. Валия, в шерстяном платке и теплом халате поверх ночной сорочки, замерла у камина, протянув к нему руки, Паулина стояла у двери, расчесывая мокрые волосы. Алан вошел без стука, окинул взглядом помещение, улыбнулся печально, вспоминая, как рисовал углем на стене рожу Вадия и пил с ней на брудершафт. Казалось, прошло десять лет, а ведь это было совсем недавно...

– Валия, ужин подадут в комнату, прошу не покидать спальню. В крепости слишком много посторонних.

– Волнуетесь обо мне, Алан? – ехидно поинтересовалась женщина, не поворачивая головы. – Или боитесь, что я смогу заключить сделку с вашими врагами?

– Остерегаюсь, – кивнул Алан. – Завтра начнут съезжаться местные владетели и вожди горцев, ты будешь встречать со мной гостей.

– В качестве кого?

– В качестве моей второй жены. – Алан не смог удержаться от тени легкой издевки в голосе. – У горцев гаремы – часть культуры, думаю, завтра мне попробуют навязать еще парочку женщин, поэтому я очень надеюсь, что ваш надменный и холодный вид отобьет у вождей желание отдавать нам на растерзание своих дочерей. Главное, не улыбайтесь приветливо.

– Вы придете ночевать?

Ледяной голос никак не вязался с доброжелательной и кроткой улыбкой герцогини.

– Нет, у меня много дел. Приятной ночи, кирена. – Он слегка поклонился. – Паулина, твоя постель в соседней комнате.

– Там же разместился Иверт, – удивилась Паулина.

– Именно, – многозначительно нахмурил брови Алан и, подмигнув девушке, вышел.

Иверта он понять не мог, точнее, понимал и даже где-то одобрял, но чувствовал себя предателем и соучастником, словно сам лично держал свечки над кроватью друга. Но молчал. Один раз он задал Иверту вопрос, какого черта тот не пропускает ни одной юбки, ведь он встречается с Маей? На что получил расплывчатый и многословный ответ, весь смысл которого сводился к словам: « Орлы в неволе не размножаются». В результате Алан махнул рукой и не лез в личные дела своего советника.

В кабинете его ждали.

– Добрый вечер! – Алан обвел взглядом разношерстную компанию. – Я очень рад вас видеть живыми, здоровыми и готовыми к разговору.

– А мальчик растет, – проскрипел отец Жириш. – Садитесь, кир Алан, садитесь, и, пожалуй, приступим...

Как хотелось просто посидеть, поболтать, выпить пару бокалов вина, вспомнить прошлое, обсудить будущее… Но вместо этого он опять идет по минному полю на тонком льду, опять лавирует между друзьями и противниками, опять принимает решения, от которых зависят жизни людей и его собственная жизнь. А еще Алан заметил, что исчез страх, боязнь ошибиться и навредить, стало проще отправлять людей на смерть, да и сама жизнь уже не казалась тем, за что нужно бороться. Новые сведения и откровенный разговор с Вадием сместили не только сознание, они сделали сам факт смерти просто очередным этапом, отрезком бесконечного существования… И это пугало. Виктория никогда не была фаталисткой, всегда любила жизнь, дышала полной грудью, до самой «смерти» не потеряла интерес к миру, людям, новому. А сейчас она спокойно выслушивала доклад брата Турида, который скрупулезно собрал статистику по смертности среди рабов и по затратам на их содержание, внеся это в статью бюджета в той же графе, где учитывался фураж для лошадей и мясо для тау.