Валия перекатилась на его место, обняла подушку и уткнулась в нее носом, на губах у нее играла легкая улыбка. Сейчас, когда сон содрал с ее лица маску холодной неприступной аристократки, когда обнажил настоящую Валию, Алан видел нежную одинокую женщину, которая совершенно не умела быть счастливой. Не научили. И тут же избирательная память подсунула воспоминание: Валия, смущенная, испуганная, ошарашенная глубиной собственных ощущений, прячет взгляд и так мило краснеет, когда он несет ее из парилки в купальню, что ему на целое длинное мгновение верится, что у них может получиться… Ведь не обязательно любить человека, который рядом, иногда достаточно симпатии и уважения, доверия и заботы, нежности и страсти, чтобы у них было что-то общее, кроме детей, чтобы было о чем разговаривать, чтобы не было скучно друг с другом… Разве не из этого состоит любовь?

Черт! А еще так странно ощущать гордость за то, что должно быть нормой для любого мужчины: умение доставить удовольствие и разбудить чувственность, показать, что секс - игра, в которую могут играть двое, и удовольствие делится на двоих. Он не хотел быть эгоистом, хотя ноющий низ живота и дискомфорт в яйцах однозначно намекали, что ему тоже не помешало бы получить разрядку. Ничего, пробежка по зимней горной дороге вполне заменит одно удовольствие на другое, заодно мысли прочистятся, и Алан, возможно, наконец-то поймет, где заканчивается Виктория и начинается герцог Вас’Хантер.

В темном коридоре пахло хлебом, дымом и гулял легкий сквозняк. Алан помнил, что его покои в огромном лабиринте помещений находятся на втором этаже, но вот где расположились Иверт и остальные гости, он не знал. Дом горца представлял собой хитросплетение коридоров, проходов, лестниц, часть дома уходила вглубь скалы, подсобные помещения находились рядом с жилыми, женская половина упиралась в хозяйственные пристройки, а на мужской имелся выход к конюшне. Без сопровождающего здесь было немудрено заблудиться, поэтому Алан решил не рисковать и выйти на улицу через конюшню. Этот проход он хотя бы знал и был уверен, что не забредет куда-нибудь в угольный чулан или отхожее место.

На конюшне было оживленно, трое парней сновали между загонами с лошадьми, один толкал перед собой тележку с навозом, второй тащил мешок с зерном, а третий как раз шел навстречу Алану с охапкой сена.

– Где Иверт? – ухватил Алан его за плечо.

Увидев герцога в наброшенном на плечи кожухе и с поясом радетеля в руках, парень вылупил глаза, а потом ехидно усмехнулся.

– Повел свою женщину в горы.

Алан решил, что он неправильно понял чужую речь. Судя по темному небу, до рассвета было не меньше часа, да и легкий морозец не располагал к прогулкам в горах. У Иверта совершенно крышу сорвало от любви? Или он решил завести Паулину в горы и там бросить?

– Да не достанься же ты никому! – пробормотал он под нос по-русски и переспросил еще раз: – Куда повел?

– На холм предков, – смилостивился над ним паренек. – Просить одобрить выбор.

– Э…

– Твой брат, вождь, хочет ввести свою женщину в дом отца по заветам горцев. Повел показать ее предкам, – пояснил подошедший сзади седой горец, чье лицо, изрезанное морщинами, было Алану незнакомо. – Сильно полюбил наш Ураган, коль отцу перешел дорогу.

– Могут быть неприятности? – уточнил Алан, с интересом рассматривая старика и одновременно завязывая пояс.

– Ты вождь, ты мне скажи, – улыбнулся горец. – Другие вожди уже собрались в доме Волка, поди рыску как спорят.

Алан поднял голову к серому чистому небу, втягивая в себя холодный воздух, в котором чувствовалась скорая оттепель, и с печалью понимая, что прогулку придется отложить. Так не хотелось возвращаться в жаркое помещение, где пахнет шкурами и потом, где вновь придется отстаивать свою независимость, изворачиваться, лгать и сулить несуществующие блага. Боги, как же надоело! Но ведь и выбора у него нет, хотя зачем себе-то врать, выбор есть всегда. Можно вернуться в герцогство, окопаться в нем, создать наемную армию, построить большой город, там ведь тоже есть выход к морю и намного лучше, чем в Виктограде, купить флот и жить долго и счастливо в окружении детей и соратников. Зачем он лезет на плаху?

– Так сложилось.

– Что? – переспросил старик.

– Отведи меня к вождям.

***

…Через час Алану надоело слушать разглагольствования и взаимные обвинения, и он решил прекратить глупую грызню, хотя прекрасно понимал, что у горцев так заведено: сначала пить, потом ругаться, обсуждать, торговаться и наконец, принимать решения, - но у него не было времени на эти игры.