– Ой, Вика, ну зачем так пафосно? – Вадий улыбнулся. – Тебя ждут в столице, думаю, обучение у ксенов придется пропустить.

– Странно, что ты стал звать меня Викторией. Ты точно Вадий, а не Ирий? – забросил Алан пробный шар и поднялся.

В этот раз все оказалось намного проще. Тело ощущалось как физическое, даже боль в спине никуда не делась, и накопленная за день усталость не ушла, а просто притупилась.

Вадий стал вдруг очень серьезным.

– Алан – днем, а здесь, в твоем сне, я хочу, чтобы со мной была Виктория.

Сердце сделало кульбит и захлебнулось громким стуком. Виктория поднесла к лицу руку. Тонкое девичье запястье. Да чтоб тебя!

– Зачем? – зло спросила она. – Зачем ты рвешь мне разум? Я только привыкла к этому телу, только начала ощущать себя Аланом, как ты одним небрежным пассом отшвырнул меня назад! Очередные эксперименты? Неужели мало того, что вы сделали со мной? С моей семьей, с моим…

Вадий вдруг оказался рядом, прижал к себе, его глаза были так близко, что Виктория видела в них отражение огня. Как так может быть? Господи, не дай сойти с ума окончательно!

– А может быть, я влюбился? – шепнул Вадий. – Может быть, я каждую ночь встречаю с надеждой, что увижу тебя? Может быть, это я сошел с ума? Я как шестнадцатилетний мальчишка рыскаю по миру в поисках тела, чтобы вернуть тебя. К дьяволу этот эксперимент, к дьяволу этот мир, к дьяволу всех!

«Сердце, успокойся! – кричал разум. – Нельзя вот так безоговорочно верить этому проходимцу! Нельзя!» Но как хочется...

Руки сами легли на мужские плечи, а губы подались навстречу. Вадий целовал ее жарко, жадно, с болезненной страстью, торопливо, будто боялся, что она проснется, ускользнет, исчезнет. И Виктория отвечала так же нетерпеливо. И лишь одна мысль мелькала на самом краю сознания: «А может быть… может быть, я смогу еще полюбить?»

В сторону полетело платье. На ней было платье? Да, что-то ярко-желтое и невесомое. Долой! Долой рубашку и штаны на завязках. Какое счастье, что Вадий не носит белье. Гладкое тело с татуировкой орла над сердцем, твердый пресс под руками, темная ареола сосков, по которым так хочется провести языком...

Они избавлялись от ненужной одежды, боясь разорвать поцелуй. Им обоим казалось, что стоит отодвинуться друг от друга, как сон закончится, и все исчезнет, и больше не будет такого шанса, что утром они оба, возможно, пожалеют о сделанном, но сейчас они наслаждались этим безумием. Сладким, неистовым, запретным безумием...

Вадий прижал Викторию к стене, она забросила ногу ему на спину… Все произошло торопливо, на одном стоне, на одном вздохе, на одном стуке сердца.

– Я люблю тебя, – шептал он ей, покрывая поцелуями лицо, шею, плечи. – Это наваждение. Но я люблю тебя. Сильную, гордую, независимую, упрямую и никогда не сдающуюся. Люблю, в каком бы теле ты ни была. Прости меня, Вика, прости...

Раздался звон утреннего колокола, и Алан распахнул глаза. Сердце колотилось как сумасшедшее, дыхание сбилось, в паху разливался отголосок удовольствия, а в штанах было липко и неприятно.

– Твою мать, Вадий! Твою гребаную мать! Сука! – застонал герцог, понимая, что все, что было до этого, не проблемы по сравнению с тем, что ждет его впереди. – За что?

Глава 11

Шизофрения – это психическое заболевание,

Для которого характерно искажение мышления (в виде бреда)

И восприятия (в виде галлюцинаций).

Заметка на полях сборника «Сказания Океании»

Оська поправил Алвису подушку, подоткнул одеяло и улегся рядом, подперев щеку кулаком.

– Алан-балан тебя любит чуть-чуть, – совершенно серьезно сообщил он Длани. – А Вадий ревнует. – Шут захихикал. – Но ты спи, спи, нечего тебе это знать. Маленький ты еще вставать между богами и их любимыми.

Алвис позволил себе тихий стон. Он слышал голос и даже понимал, что тот говорит, но не мог разобраться, где бред, вызванный горячкой, а где настоящее, поэтому пропустил слова шута мимо ушей, только воды попросил да вновь провалился в сон-забытье, в котором вокруг него были каменные стены, леденящий холод и чувство вины. Не смог, не довел дело до конца, не распознал лик темного бога, спрятанный за светлыми деяниями.

Второй раз он проснулся от боли, ощущение, будто в рану тыкают раскаленным шилом, вызвало желание прибить Оську на месте, а потом попинать труп ногами.

– Рука, ты только не плачь, я немножко поковыряюсь, почищу и повязку сменю, – бубнил Оська, продолжая поливать рану вонючей жидкостью из фляги. – Это спирт, – ответил он на беззвучный вопрос Искореняющего. – Наш Кузнечик сам его сделал, говорит, что это лучшая де-зин-фек-ция. Ты вот знаешь такое слово? А я знаю! Это значит, что после этой водички воспаления не будет. А теперь помажем мазюкой, положим чистую тряпочку и замотаем... А за то, что ты не плакал, я тебе леденец дам!

Он быстро справился и наконец появился в поле зрения Алвиса с круглым шариком на деревянной палочке.