Я пристально глянула в сторону Кука. Глиняный человек. Глиняный, но ходит. А ещё он со стола убирает и снег чистит. Но не живой. Потому, что он глиняный. Глюк? — Похож, по крайней мере.

Да и остальные тоже не очень на нормальных людей тянут. А Кижум… Он ведь просто всего лишь зелёный…

Нет, не может у меня быть таких глюков! Да не годна я на такие выдумки. Для этого же фантазии сколько нужно, а я ограниченная. Я, вон, даже сочинения никогда не могла писать. А уж такого точно не могу придумать. Не могу.

Ыыы!..

Но почему же я теперь сомневаюсь? Ведь это бред какой-то такое навыдумывать!

Что я из-за пожара, что ли, с ума сошла? И папка не оставил бы ведь меня, он бы меня обязательно вылечил. Если только волчара на самом деле не доктор, который меня и лечит… Ему подходяще: пилюльки подсовывает, зелья-микстурки пить заставляет, везде лезет со своим мнением. А Головешка кто тогда? Медбрат что ли?

Если это так, то пусть Халк будет больным, чтобы, если выздоровею, мы смогли быть вместе…

Не нравится мне всё это. Лучше пусть будет другой мир, чем в своём, но с дуркой. Но почему мне теперь уже сложно поверить в то, что всё это настоящее? Я ведь, как только попала в этот зимний лес, сразу решила, что нахожусь в другом мире. А теперь что?

Так нечестно! Зачем ты мне это сказал?!

Из моих глаз тут же полились слёзы. Только их причину я не знала сама: то ли обидно стало, что обманулась, то ли жалко себя и свою глупую голову.

Но я ещё не успела выплакаться толком, когда послышался шум в коридоре. Халк? Я с надеждой подскочила с лавки, но в дверях появилась русалица. Шмыгнув носом, я расстроено уронила свою задницу обратно и взялась за ложку, усиленно делая вид, что ем.

Конечно, я не рассчитывала, что эта истеричка за меня начнёт переживать и кинется расспрашивать, что да как, но могла бы из солидарности хотя бы заинтересоваться. Но нет, рявкнула Головешке, чтоб накрывал на стол, и села почти напротив. Вот рыба — она всегда рыба: холодная и склизкая.

Да не смотрю я на тебя! Не нужно мне это! Глюк дурацкий! Зачем я тебя только выдумала? Мало было безумия, ещё истеричку на свою голову нафантазировала. Чёрт, опять слёзы подкатили.

А терем потихоньку стал наполняться: сначала примчался босоногий Лохмач, потом и Воу притащился. И оба сразу ко мне, заинтересованно так уставились: ну хоббит просто из сочувствия, а Воу дотошно так вглядывался в меня, что мне не осталось ничего другого, как только угнуться.

Не буду я с тобой говорить! Не хочу! Я ж больная, а вы тут все здоровые.

Вот тут нарисовался Кижум. Только он вошёл в комнату с корзинкой с яйцами и нашим втыкательным ящиком, как я тут же кинулась к нему. Вцепилась в него что было сил, прижалась.

Нет, ну, не может он быть глюком. Такой большой, такой сильный, такой родной.

Ты ведь есть? Ты настоящий? Я тебя не выдумала. Я бы такого замечательного не смогла выдумать. У меня был бы кто-то вроде Макса, и совсем не такой, а глупый… А ты неправильный, совсем неправильный для меня, такой хороший, и такой строгий, не подъедешь. Нельзя такого самой придумать, невозможно.

— Лёля?..

Ничего. Это я выдумала. Я всё выдумала, кроме тебя! Я в другом мире, вокруг одни чудики, и ничего я не больная.

— Ты ведь настоящий? — спросила я вслух, стискивая ткань его рубашки.

Ну, что ты смотришь на меня? Скажи что-нибудь! Скажи хоть что-нибудь, я всему поверю.

Ладно, поняла… Я вынуждено повернулась к пританцовывающему рядом с нами Воу.

«Что случилось?» — тут же вклинился в мою голову вопрос.

«Я сумасшедшая?» — ослабив хватку, но, не выпуская рубашку Халка, всхлипнув, спросила я у форкоша.

«Что за странный вопрос?» — удивился Воу.

То, что он удивился, отпечаталось, конечно, на морде, а не в вопросе. Мысленно такую ерунду сложно передать, поэтому приходилось всё равно обращать внимание на собеседника. Особенно сейчас, а то не поймёшь, врёт он, или нет. Так что его изменившаяся морда давала мне надежду, но небольшую: мало ли, вдруг, он просто обалдел от моей прозорливости?

«Нормальный вопрос. Вы настоящие или я вас выдумала?» — допытывалась я, всё больше хмурясь.

А как мне не хмуриться, когда он под дурочка косит, а Кижум с остальными так странно на меня смотрят, будто я сейчас распсихуюсь не хуже русалицы и всех их тут покошу собственным визгом, хотя мне-то это совсем не под силу. У меня даже с телепатией не очень.

«Конечно, мы настоящие».

«Как будто бы глюки могли признаться, что они глюки», — возмутилась я, потирая висок.

Опять голова заболела. Что ж такое?! И ведь пяти минут не общаемся! А ещё в ушах звенит, будто бы кто-то шепчет что-то, а прислушаешься — ничего. Кошмар. Белый шум какой-то.