Всё это были огрызки воспоминаний, несколькими секундами моей жизни в небытие, когда сознание возвращалось ко мне, от которых ужас во мне только рос и крепился. И только песня, тихая песня, полная тоски, не давала моему сердцу, уставшему бояться, разорваться от муки, что я не могу вернуться назад. Она спасала меня, а я отдавала ей свои желание, чаяния и мечты о жизни, которой была лишена.

«Возвращайся! Тебя все ждут!» — прерывая поток моих воспоминаний, позвал меня Воу.

Как здесь откажешься.

Открыв глаза, я тут же зашипела и зажмурилась, словно вампирюга какая, так свет резанул.

«Не торопись», — пожурил Воу.

Подняв руки к лицу, потирая глаза, я чувствовала собственные слёзы, в горле было сухо, а на губах солёно. И главное, перестать реветь не могла, сама не зная, чего больше испугалась — того, что могла так и остаться во тьме, когда Юркин меня отправлял в будущее, или воспоминаний, что вернулись ко мне после, но в тоже время с твёрдой уверенностью, что теперь мне почти что нечего бояться, у меня есть дом и те, кому я нужна: не родные по крови, но всё равно очень дорогие, хоть и непонятно, как и почему.

Теперь я всё помню. Я действительная девушка из прошлого, тайная возлюбленная гениального учёного, что обманул время, желая спасти меня.

Он изучал взаимосвязь времени и пространства, заглядывая в параллельное будущее, и рассчитывал вероятность таких же событий в настоящем. Однажды, все расчеты сошлись в одну точку со стопроцентной вероятностью — Серёжа предсказал войну, но не простую, а войну на все континенты, затронувшую саму Землю. В этой войне должны были погибнуть все, в том числе и я. Он пытался достучаться до многих тогдашних светил науки, даже до политиков, но в результате, его прозвали шарлатаном и психом, он потерял престиж и имя, но не знания. Его всё равно считали одним из лучших специалистов, и он несколько лет работал в НИИ, параллельно, тайно, занимаясь разработкой нового изобретения для того, чтобы спасти одного единственного человека, меня.

В тот день, когда он меня похитил, я ему тоже не поверила, я думала, что он псих и маньяк, но как же я была не права. Серёжу застрелил Кирпич у меня на глазах, я его тоже понимаю, потому что всё это выглядело, как фильм ужасов — стол, приборы, провода, химические реторты и инструменты. Последним, что сделал Серёжа — не защита самого себя, он даже не пытался оправдаться или что-то объяснить. Серёжа целенаправленно, рискуя своей жизнью, включил своё изобретение и отправил меня в стазис-поле. Теперь я понимаю, что он тогда чувствовал, теперь я понимаю, как он переживал, что его любимая может исчезнуть из этого мира на его глазах, умереть. Этот человек спас меня, практически подарив новый светлый мир, с Кижумом и форкошами. По-настоящему полюбив, я теперь также могу понять и Серёжу.

Я часто моргала, пытаясь рассмотреть тех, кто был рядом, хотя знала и так, кто тут точно есть. Но больше всего переживала, что одного человека среди них не увижу, что в этот раз он не дождался меня, поэтому расслышав среди выжидательного молчания своё имя, произнесённое знакомым басом, я тут же подскочила на столе.

Слава Богу! Ты здесь!

Ты волновался обо мне! Ты ждал!

Моему счастью не было предела, слёзы радости на этот раз текли из глаз, размывая перед глазами картинку, не давая мне разглядеть его. Кижум, и правда, был тут, в том же самом медпункте, среди нескольких незнакомых мне форкошей, буквально задвинутый в самый угол, но всё равно рядом. Некоторые форкоши были отмечены зелёной краской у лба и стояли рядом со мной, в то время как русалица была рядом с Воу едва ли не у самого изголовья стола, на коем я валялась прежде,

Ты-то что тут забыла, язва болотная?

«Она помогла тебя вытащить. Именно её голос вытянул тебя из забытья, в которое мы ввели тебя своей песней, чтобы спасти», — пояснил Воу, как всегда беспардонно вламываясь в мою голову.

Ну, и ладно, буду ей должна. Потом. А сейчас…

— Кижум… — сипло выдавила я, но вряд ли это можно было разобрать.

Но мой любимый понял, дёрнулся ко мне всем телом, но вдруг натолкнулся на Рау, который внезапно преградил ему путь, словно бы желая подойти ко мне ближе, но вдруг передумав, застыл, и только недобро зыркал в сторону Кижума.

«Нельзя. Ему нельзя ко мне сейчас приближаться», — догадалась я, глядя на неловкое волнение среди остальных форкошей. А сердце заныло.

Что, на этом всё? Конец, значит? Либо мне решиться, или всё кончится так? Ну, почему?.. Разве ради этого я просыпалась? Как я могу выбрать между одиночеством среди милых моему сердцу форкошей и любовью в абсолютно неприятном мне мире? Почему всё так? Я даже не знаю, что ты чувствуешь!