— Мы с тобой вроде бы разошлись, верно? — я выпрямилась, уложив в нижний шкаф сетку с картошкой, и улыбнулась ему в лицо, легко тряхнув волосами и расправив плечи так, что выдающаяся Шурина грудь мягко колыхнулась под плотной тканью джинсовой рубашки. — С чего вдруг после этого тебя интересует, где я «шлялась»?

«И всегда так, — почти всхлипнула Шура из кармана. Ну почему я шлялась?! Я ни разу, ни разу не дала повода во мне сомневаться! Это он завел любовницу, на которой потом женился, а я…»

«Спокойно, дорогая, нас с тобой больше не волнует, что за странные фантазии бродят в голове у бывшего, — мысленно ответила я, усмехаясь про себя. — Все же не некрофил и не этот… любитель малолеток. На женские прелести реагирует как положено, глазами к декольте прилип намертво, и дыхание чуть сбилось. Сама видела, как на тебя мужики ведутся. Захотим — десяток таких Викторов найдем, хоть он лопни!»

— Вообще-то я волновался, — вдруг буркнул Виктор. И отвел глаза от моей груди.

Хм? Решил сменить тактику? Похоже.

— Ты же знаешь, я о тебе беспокоюсь. Вчера лежала без сознания, а сегодня потащилась неизвестно куда, а вдруг тебе стало бы плохо на улице?

«Вот как всегда, — грустно констатировала Шура. — Этим все всегда и заканчивалось Стоило мне попытаться вспылить, настоять на своем, на желании пойти доучиваться, выйти на работу, на курсы потом как он тут же говорил, что это же забота! Это обо мне же это ведь мне будет тяжело и с детьми, и с этим всем и я начинала себя чувствовать виноватой. Ну правда ведь, вчера было плохо, а сегодня побежала, да? Только почему-то теперь я чувствую себя не виноватой, а дурой, которую опять где-то обманывают, а она не поймет даже, где именно и в чем».

«Потому что это не забота, а тварья манипуляция, — ругнулась я. — Заботился так волк об овце, пока от нее одни копыта не остались. Правильно ты чувствуешь, и это уже хорошо, что не начала мне тут виной угрызаться».

— Плохо мне или хорошо, а продукты никто за меня не купит. Если школу еще можно пропустить, то кормить детей надо каждый день. Ну, как видишь, справилась, — я разложила последние покупки по местам и ласково так спросила: — Ты еще что-то хотел спросить? А то у тебя обеденный перерыв скоро закончится.

— Что-то ты неприветливая стала, изменилась в худшую сторону, — обиженно поджал губы бывший. — Ну понятно, одиночество женщину не красит, — попытался ужалить он.

— Да что ты? — я улыбнулась и перекинула волну Шуриных пшеничных волос через плечо, скрутила в жгут и отпустила, любуясь, как светло-русый каскад рассыпается золотистым дождем. — А я вроде не замечаю ухудшения. Многим, знаешь ли, нравится. В отличие от тебя.

Этот козел несколько минут смотрел на меня как завороженный, а потом сглотнул и с независимым видом отвернулся. И бросил вскользь:

— Между прочим, в дом, где тебе не рады, и приходить не хочется. Я работаю, обеспечиваю вам условия, могла бы и постараться, для того чтоб мне приятно было это делать. А то ведь мне может и надоесть.

— «Вам» это нашим детям? — я начала злиться.

Ах ты, мымряк болотный! Шантажировать собрался?! То есть, если я не буду приветливой к тебе, ты перестанешь заботиться о собственных сыновьях и они тоже станут «бывшими»?

— Насколько я помню, лично за меня ты ни копейки не платишь, все идет на обучение, лечение и питание детей. С чеками.

— Ну-у… — многозначительно протянул Виктор, глядя на меня уже по-прежнему, свысока. — Вот и подумай. Хорошая мать всегда интересы детей ставит на первое место.

Шура у меня в кармане притихла, и я чувствовала, что она испугалась. Вот так, значит, и было При малейшем ее сопротивлении и попытке поднять голову этот хмырь начинал грозить оставить детей без содержания. На себя-то Александра худо-бедно зарабатывала, а при том, что детей несколько раз за день надо было отвезти-привезти, накормить-проследить, уложить-постирать времени на полноценное какое-нибудь ремесло не так много оставалось. И Шура боялась тем более что у нее не было набранной годами привычки работать вне дома, не было того самого ремесла, что прокормит.

Но я не Шура.

Хотя вот так, не зная брода и мира, не буду пока соваться на отравленные пики. Хитрость это тоже военная стратегия.

— Хорошо, я подумаю, ты прав, — я показательно опустила глазки и еще раз глубоко вздохнула, чтобы грудь колыхнулась. Соблазнять этого слизня трясинного да в страшном сне мне такое не снилось, сдался он сто лет! Но сейчас это опять же стратегический ход и способ разрядить напряжение. Рано идти на открытый конфликт. — Но я действительно нездорова, мне тяжело. Спасибо, что приехал проведать.

Кажется, Лампа это тоже поняла, уловила мои мысли, что ли? Но как-то выдохнула. А жабеныш, явно расслабившись в ответ на привычное отступление бывшей жены, довольно ухмыльнулся и даже снисходительно так потрепал меня по плечу, словно невзначай скользнув чуть ниже.