— Шура, стой! — я все же была лучше нее тренирована, быстрее двигалась, даже в этом странном месте, поэтому мой рывок оказался для нее неожиданностью и я все же успела поймать дурынду за руку. — Не смей мне тут, слышишь?! Ты права не имеешь вообще! У тебя дети! Им, кроме защиты, еще и мама нужна, настоящая, понятно?! Так что бегом пошла на место и не вякай даже!

Я нарочно почти грубила и почти орала, в надежде, что мягкая, спокойная Шура в последний раз спасует перед таким напором, уступит, стушуется и… Ага, не тут-то было. Она так рванулась из моих рук, что я даже вскрикнула от неожиданности. Но не отпустила.

— Дура! — дожили, теперь она меня обзывает. — Ты не поняла, что ли?! Кто-то из нас умрет! И я не хочу, чтобы это ты была, понимаешь?! Живи! Будь счастливой за двоих! Ты сможешь, и ты заслужила, а я сама, сама выбрала! Сама и буду отвечать!

— Так и я сама выбрала, — ко мне вдруг пришло спокойствие, Шуриных рук я не выпустила, но дергать и трясти ее перестала, просто смотрела ей в лицо и улыбалась. — Там, дома. В моем мире. Я сама выбрала уйти, чтобы те, кто остался, не пострадали. Так что все правильно. Я свою жизнь прожила и ни о чем не жалею. А ты не имеешь права сдаваться и бросать свою. У тебя еще есть обязательства. Ты должна все наладить и все исправить сама. Вырастить детей. Найти себя, реализоваться в том, что тебе действительно нравится. Полюбить по-настоящему, а не как этого жаба-кровопийцу. Получить ответную любовь. Это твоя жизнь, Шура. Твои уроки. Ты не имеешь права перекладывать ее на чужие плечи.

Это я прямо по наитию нужные слова нашла! Не уговаривать Шуру забрать жизнь как приз и подарок, а представить это как ее обязательства. Все же она слишком правильная девочка. Она заколебалась И этого мгновения мне хватило, чтобы, крутнувшись на одной ноге, рывком затащить ее на тот пятачок стабильности, где я до этого зависала, а самой, оттолкнувшись, упасть во тьму.

— Да хрен я тебя отпущу, идиотка ненормальная!!! Не смей!

+Это Шура так орет?! Еще и ругается м-м-м примерно как полковой старшина на новобранцев-первокурсников. Что она делает, дура?! Нет, а кто она после этого? Взяла и сиганула вслед за мной, вцепилась как в родную маму, чуть не задушила. Летит вместе со мной, зажмурилась и орет в голос. Ее лицо близко-близко, и я вижу, как оно начинает таять, становиться все прозрачнее, словно Шура превращается в призрака.

Но меня это уже не пугает, потому что я тоже становлюсь словно бы легче и воздушнее с каждым мгновением, и и я откуда-то вдруг знаю, что сейчас самое главное крепко-крепко прижаться к своей нечаянной подруге-сестре и ни за что ее не отпускать. Вот сейчас сейчас!

Нас дернуло и рвануло, кидая из стороны в сторону, словно мы прыгнули со скалы на магической лиане-тянучке, привязав ее за ноги, есть такое развлечение у юных магов-экстремалов. Шура завизжала, я тоже не смогла молчать, но мы обе цеплялись друг за друга из последних сил, хотя неведомые силы швыряли нами, как кеглями, и с неожиданной силой пытались оторвать одну душу от другой. Главное, мы, кажется, уже сами не понимали, за каким троллем впиявились одна в другую, в голове осталась только одна мысль нельзя отпускать! Нельзя разделяться!

С Шурой мы уже орали хором, так, что наш крик сливался в один. Как еще голос не сорвали, и вдруг все прекратилось. Вот раз! И нету падения, нету темноты. И криков нету. И Шуры?! А я сама нахожусь неизвестно где, и это самое неизвестно где ругается страшными словами таким знакомым-знакомым мужским голосом, я его слышала столько раз давно-давно, уже почти забыла. И совсем недавно! Два голоса и два образа наслаивались один на другой, заставляя меня теряться в догадках и надеждах.

— Ну нет уж, хватит с меня! — яростно прошипели мне в лицо, и сильные руки выхватили из пустоты, стиснули, встряхнули. — Один раз я тебя отпустил и потерял, больше никогда! Что за идиотская привычка к самопожертвованию?!

Я распахнула глаза и судорожно вздохнула, глотая прохладный воздух как куски льда, с трудом и усилием. Зрение отказывало, все двоилось и троилось, плавая в мутном тумане. Но голос. Голос! И руки! Такие знакомые.

— Я больше тридцати лет думал, что потерял тебя, несносная девчонка! Больше тридцати лет каждый день винил себя в том, что случилось! Клял себя за то, что поверил клевете и не поверил в тебя и снова не узнал! Почувствовал, но опять не поверил этим чувствам. Прости, прости. Шивон! Открой глаза!