Я не нуждалась в его разрешении, но он посчитал нужным его озвучить, не давая мне остыть и вернуть разум на место.

Я сделала шаг вперед, намереваясь всё же уйти, но он не уступил мне дороги. Пришлось остановиться, чтобы больше до него не дотрагиваться. Потому что я помнила, что произошло в прошлый раз, когда я позволила чувствам выйти наружу.

— Я хочу уйти.

Он улыбнулся и отрицательно покачал головой. От этой снисходительности захотелось взвыть. Да я бы прямо сейчас смылась из этого мира, только чтобы стереть это выражение с его лица!

— Тебе лучше пока остаться. Успокоиться. Потом я тебя перенесу.

Отталкивать его с дороги было полнейшей нелепостью, прикасаться — опрометчивостью, оставаться здесь — унижением.

Мне оставалось просто молчать и с ненавистью взирать на него. Зачем он так меня мучает? Я хотела уйти отсюда спокойно, с минимальными потерями, но сама же затеяла скандал. А он не делает ничего, чтобы стало лучше, чтобы боль ушла.

— Ты же ушел, — обвинение всё же сорвалось с моего языка. — Теперь я хочу уйти. Дай мне пройти.

И снова этот цепкий взгляд.

— Ты так обиделась, что я тогда не остался? Это причина твоей истерики?

— Нет! — нелогично воскликнула я. Все мои слова друг другу противоречат, и мне не хватает даже крохи разума, чтобы связать их воедино, привести нужные доводы, солгать.

— Алесан, — мягко говорит он, снова проворачивая этот трюк — плавный хищный шаг, неуловимый для моего зрения. — Я ушел не потому, что не хотел остаться. Ты сама ещё не знаешь, чего хочешь, ты поддалась эмоциям… так не должно быть. Не с тобой.

— Тебе‑то откуда знать, как мне лучше? — всё ещё вздорно ответила я, тем не менее, чувствуя, как злость постепенно утихает. С тех пор, как он перестал мне внушать животный страх, его руки, его тело в такой близости лишали меня воли.

— Я же вижу, что ты мне не доверяешь. Остерегаешься меня. Постоянно уходишь в себя, — так же мягко добавил он, убеждая меня своим вязким бархатным голосом, притупляя мою осторожность. — Тебе нужно время, чтобы привыкнуть.

Снова он всё решает. Я вскинула голову, всматриваясь в его лицо, такое нечеловеческое лицо самого близкого здесь существа, которому я действительно не доверяла и которого при этом безумно хотела.

— А если я не хочу?

— Что не хочешь?

— Ждать, — говорю ему прямо и зло.

Его глаза так близко. Непроглядная тьма. Выжженная земля. Чернеющий пепел.

Он смотрит пристально, ища подтверждения моих слов в каждой черточке, в отражении глаз, во взмахе ресниц.

А затем не выдерживает и приникает к моим губам.

Поцелуй не похож на предыдущий, самый первый. В нём больше не было ласки и осторожности, боязни спугнуть. Губы жесткие, твердые, они впивались в меня так сильно, что не было никакой возможности для ответа, для перехватывания инициативы.

Он прижимает меня крепко, приподнимая и сжимая до такой степени, что даже если бы я и пожелала, не смогла бы выпутаться из стальной хватки. Но я так сильно этого хотела, что мне всё равно. Я задыхаюсь без воздуха, но без него я задыхаюсь ещё больше.

Ему мало, и это заводит меня ещё сильнее. Его руки проникают под ткань блузки, резко её дергают. Слышится стук пуговиц по полу. Его это отвлекает на секунду, и я смотрю на него безумным взглядом.

Его глаза не менее безумны. Теперь я отчетливо вижу, что он всё же демон. В глубине зрачков появляется маленькая красная точка, он придает радужке какой‑то тёмно — бордовый оттенок — цвет засохшей крови.

Черты его лица сильнее заострились. Я замираю от его взгляда, не понимаю его: он смотрит со страстью или с ненавистью?

Сердце снова сжимает холодная рука страха. Я думала, он пропал, но тот лишь затаился на время, прикрытый сверху тонкой пленкой заботы и внимания. Как я не распознала этого в нём?

Но прежде чем я успеваю хоть пикнуть, жесткие губы вновь накрывают мои. И несмотря на отчетливое понимание, что происходит что‑то не то, я отвечаю, прижимаюсь теснее, хотя, казалось бы, больше некуда.

Раян резко дергает последнюю деталь верхней одежды, не отрываясь от меня, я слышу треск вмиг разогнувшихся петель. Запоздало понимаю, что эта часть гардероба совсем не местная, совсем не скромная, но он даже не обращает на этот факт внимания.

Приглушенное рычание, пара шагов вперед, и вот я уже распластана на кровати, прижатая сильным телом сверху. Его кожа горячая, совсем нечеловеческой температуры и пахнет огнём. Я бы хотела провести по ней языком, ощутить, какая она на вкус, но мне не дают ни малейшего шанса это сделать.

Когда он спускается чуть ниже, впиваясь в шею до боли, это даже не вызывает шипения. Я тихо охаю и запускаю руки в его волосы, в отместку зло дергая ленту. Те всё равно не распускаются, лишь приходят в легкий беспорядок.