Его уже отпустило, и он больше не сжимает меня до боли, убирает руки, а потом и сам отодвигается в сторону.

— Я не понимаю, — говорю я чистую правду.

Поворачиваю голову в его сторону, всё ещё пребывая в некотором отупении. То, я лежу практически полностью голая, меня не беспокоит, лишь отмечается как факт.

Он ложится на бок, облокачивается на руку, нависает надо мной, но не дотрагивается. Лишь смотрит задумчиво, пребывая мыслями в другом месте.

— Знаешь… со мной однажды произошел очень странный случай. Ты ведь в курсе, что демоны проходят испытания?

Я киваю.

— На одной из ступеней, одной из самых ранних, когда тренируется сила и выносливость, мне решили усложнить условия. У меня семья… не самая простая, поэтому и требования выше. Но я вполне им соответствовал, поэтому, когда меня оставили одного в пустыне на несколько дней, был уверен, что справлюсь.

Тело непроизвольно дернулось. Я резко села. Глаза помимо воли быстро заскользили по комнате, отмечая расположение двери, а сердце застучало так гулко, что звук отдавался в ушах.

Я уже знала, что будет дальше. Невероятное совпадение, настолько невозможное, что в теории вероятности для её описания не хватило бы нулей после запятой.

Руки, живя своей собственной жизнью, потянулись вверх, прикрывая грудь. Осознание того, что я сижу сейчас перед тем мальчиком, которого я бросила в пустыне, заставило кровь прилить к щекам, а чувство смущения поглотить все остальные.

Моя реакция не укрылась от его взгляда, но я поспешила сказать хоть что‑то:

— Ты справился?

Голос звучал хрипло, каркающе, и я поспешила встать с кровати, чтобы найти блузку. Желание поскорее прикрыться хоть чем‑то только нарастало. Я не стала надевать лифчик, чтобы не приковывать его внимание к этой детали, лишь быстро наклонилась, став к нему спиной, и спрятала его в кармане полуразорванной юбки. Ворот блузки был тоже разорван, к тому же не осталось ни одной пуговицы, поэтому я просто запахнула один край за другой и спрятала их за пояс.

Больше прятать лицо не было никакой возможности, поэтому я повернулась к нему. Он вовсе не смотрел подозрительно, скорее, выглядел расстроенным, осматривая плоды собственных трудов и отмечая краснеющее лицо.

Но, тем не менее, ответил на вопрос, когда я приблизилась и села на край кровати, демонстрируя желание слушать.

— Да, не знаю как. Я потерял амулет связи, который оставляли всем на крайний случай, и помнил только направление, в котором нужно двигаться. Естественный огонь помогал не сгореть под солнцем, но и не давал влаги. И тут появилось… видение что ли.

— Видение? — уточнила я, пытаясь сделать удивленный вид.

— Да, наверное, — он немного замялся, сам сомневаясь в своих словах. — Мне показалось, что появился человек, дал мне поесть и попить. А потом он исчез.

— В пустынях всякое бывает, — вспомнила я по фактам из моего мира. — Миражи там…

— Может. Только у меня прибавилось сил, и я смог завершить этот этап, — возразил он. В его голосе прорезались какие‑то упрямые нотки, совсем не похожие на его привычный уверенный приказной тон.

— Да — а? — протянула я, пряча глаза под видом интереса к убранству комнаты.

— Я вернулся тогда. Как восстановился, так сразу и вернулся, вместе с братом. Пытался найти то самое место, хоть какое‑то доказательства… но моей магии было слишком мало, чтобы сориентироваться.

— Магии? — удивилась я. Вот это было действительно странно для этого мира.

— Да. Магию демонов из… нашей семьи не блокируют в детстве. Она жила со мной всё это время, но внутренний огонь не давал ей развиваться так быстро, как было бы у одаренных магией детей… отсюда.

— Так что же было странного? — мне всё ещё нужно было делать вид, что я не понимаю, к чему он ведёт.

— Видение — это ты, — улыбнулся он одними губами. Глаза стали холодными, и мне это совсем не понравилось.

— Я?

— Да. Знаешь, я мог бы подумать, что это был какой‑то портал… магическая аномалия… отчего ещё человек может появиться и пропасть? Но уровень моей магии даже тогда позволял определить, было ли изменено магическое поле. А я ничего не уловил. И не догадался поговорить… с ним.

Я молчала, переваривая услышанное. Он остался жив — это хорошо. Но он до сих пор помнит о том происшествии — это очень и очень плохо.

Если я раньше надеялась, что между нами что‑то может произойти (хоть эта надежда и граничила с безумием), то теперь была уверена абсолютно точно — нет, не может. Он, и только он, будет относиться ко мне в сотни раз подозрительнее любого жителя этого мира. И только его, по сути, мне и следовало остерегаться с самого начала, потому что он единственный, кто достаточно силен, чтобы меня не отпустить.

— Думаешь, я сошел с ума? — спрашивает он, криво усмехаясь.

— Нет, почему же… в жизни бывает всякое.