Я провела руками по этим отметинам. Мне тогда не почудилось опаляющее дыхание. Они не просто болели, как раны, но и рубцевались таким же образом, как обычные ожоги. Надо по прибытии домой смазать их какой‑нибудь мазью, чтобы эти метки не остались со мной навечно. Я, конечно, сентиментальная, но не до такой степени. А Ониена просить не хочется. Когда я пропаду, он по доброте душевной может рассказать об увиденном Харашу. А мне не хочется, чтобы он знал обо мне и магистре насколько личные вещи.

Я облокотилась на стену, позволяя теплым струям воды ласково меня обнять. Ожоги щипали, болели, но я упрямо не выходила из кабинки. Если закрыть глаза, то можно представить, что это тепло — от Раяна, и эта боль — тоже от него. Если провести рукой вдоль тела, то можно вообразить, будто это его рука скользит так мягко и нежно. Если не открывать глаз, то можно представить, что он смотрит на меня с любовью и страстью, а не со сжигающей ненавистью.

Хлопнула дверь, вырывая меня из мечтаний.

Я быстро привела себя в порядок и вернулась к себе. Кинула в карман манок, нацепила маленький флакон с зельем наподобие амулета и кулон, подаренный Рамоном. Все самые важные вещи не хотелось оставлять в комнате. Мною владела параноидальная мысль, что кто‑то может заявиться в комнату и раскрыть меня, понять все мои секреты по этим несвязанным друг с другом предметами. А возможно, это было предчувствие.

Я вдохнула, надела рубашку со штанами и вышла из комнаты.

Начинался мой последний день в этом мире.

За завтраком было шумно. Даже за моим столом было шумно. И это бы мне на руку. Все с таким возбуждением обсуждали стратегию не только нашей команды, но и других участников этого этапа тренировочных боев, что никому, по сути, до меня и не было дела. Ведь я первокурсница, к тому же и без магии, я и не должна знать ничего о проведении турнира. Поэтому моё дело — сидеть, развесив уши, и слушать.

Этим я и занималось.

Выяснилось, что утром вывесили списки, по которым Хараш вступает в первый бой, с Сашем, восьмым, и во второй — пятнадцатым.

Противный медноволосый Арханхал не упустил случая злорадно пообещать Харашу "скорую встречу с Тёмной матерью". Азер его заверил, что этой встречи он ждёт с нетерпением, ведь Тёмная мать его лишь приголубит, а вот Сашу подобная встреча вряд ли придётся по нраву.

Местный фольклор был довольно интересен, хотя никто здесь особо в Двуединую Мать не верил, просто привыкли употреблять её во всех выражениях, чаще всего в нецензурных. Тёмная мать питалась грязными словами, поэтому носители её силы порой чересчур ими злоупотребляли. Радовало только то, что демон не относился к числу этих носителей. Наверное, он, как и Раян, в принципе в неё не верил, лишь упоминал о ней ради красного словца.

Мы вместе отправились на тренировочный полигон. Погода была неприятная, пасмурная, поэтому мой самодельный шарфик пришелся куда как кстати.

Но когда мы приблизились, выяснилось, что мои опасения были напрасны. Зрителей тоже защищал щит, правда, исключительно от дождя сверху. На ветер и общую противную слякоть его действие не распространялось, но это было хоть что‑то. Всё‑таки зонта у меня не было, да и не уверена, что в этом мире вообще существует его аналог.

Азер с Ониеном нас сразу покинули, отдаляясь к кромке щита, огораживающего поле. Все слова уже были сказаны, все яркие и позитивные эмоции выплеснулись за болтовней за завтраком, оставив место серьезной сосредоточенности и решительности. Даже веселый шалопай Бераак, проходя мимо нас, не поддел Хараша, а лишь улыбнулся уголками губ.

Я уселась на лавку и тут же принялась искать глазами Раяна. Мне пришлось потратить несколько минут, прежде чем я поняла, что он находится рядом с адептами факультета боевой магии, ждущих своей очереди у края полигона. Он почувствовал мой взгляд, быстро обернулся и посмотрел в ответ. Отсюда я не видела выражения его глаз, но мне стало спокойнее, когда я поняла, где он. Именно на таком расстоянии — вроде бы и близко, вроде бы и далеко — он казался более реальным, более человечным, более нормальным. Именно так я и хотела его запомнить, не видя его жестких глаз напротив своих.

Вазиль тихо засмеялся справа.

Я повернулась, чтобы понять, что послужило причиной его веселого настроения, когда вокруг все так напряжены, но он лишь показал пальцем на Дононда.

Тот сидел, весь хмурый и сосредоточенный, в своём темно — коричневом пиджаке и теребил в руке один из амулетов. Он что‑то тихо приговаривал полушепотом. Я попыталась вслушаться, но мне это удалось не сразу, так как изначально слова показались незнакомыми. Потом до меня дошло, что он, наверное, говорит какое‑то заклинание или молитву на другом языке.

— Так всегда. Не обращай внимания, — шепнул Вазиль, сверкнув улыбкой. Он приложил руку ко рту, чтобы его состояние не стало заметно гному, но в итоге лишь давился смехом, извлекая наружу булькающие звуки.

— Молится Тёмной матери? — предположила я.

— Не, но не помню кому.