В словах Шеймаса было зерно здравомыслия. И все же Мари становилось тошно от мысли жить с ним под одной крышей.

— Можешь занять мастерскую, — согласилась она, отпустив мешочек. — Но имей в виду, если так получится, что завтра я найду деньги для оставшегося долга и верну его, ты немедленно исчезнешь.

— Гадость ты моя ненаглядная, — улыбнулся он, подтягивая мешочек к себе, — не успеешь глазом моргнуть.

Мари окинула его оценивающим взором и, почувствовав необъяснимую власть над Шеймасом, спросила:

— Тебя вообще учили уважению к женщинам?

Он высыпал монеты на стол и стал их пересчитывать.

— Я только что двоих из-за тебя уделал, — напомнил он, радуясь деньгам. — Чего тебе еще надо?

— Не из-за меня. А из-за денег. Знал, что перепадет, да? Подстроил все?

— Ты больная? — Он поднял лицо и взглянул на Мари, как на прокаженную. — Не знаю, что тебе обо мне наговорили опреты, но действовать исподтишка — это в их манере. Не в моей. Я себя отношу к палал. Отторжение несправедливости, неукротимый дух, стихийная борьба — это палал. Опреты — шакалье! Не зря говорят, бабы дуры. Лу ты так же не доверяла? Или растаяла перед его обаянием при вашей первой встрече? Он, наверное, романтический ужин устроил? Сам твой гардеробчик подбирал, да? Затачивал тебя под себя. Ну чтобы не ударить в грязь лицом, когда во главе Опретауна встанет императрица из неподдающихся дрессировке палал.

Каждое его слово болью отдалось в голове Мари. Она стиснула зубы, чтобы снова не разреветься.

— Если ты такая слабохарактерная, то ты уже не палал, — добавил Шеймас и продолжил считать деньги.

— А по-твоему, палал — это отшельники, живущие в грязи и питающиеся с помойки? То, что у тебя есть свое твердое мнение, и ты не боишься его высказывать, еще не делает тебя палал. Ты дикарь, Шеймас. Невоспитанный, грубый, самодовольный. Тебе будет нелегко жить в городе.

— Я, кстати, сюда на мотоцикле приехал, — вдруг оповестил он, ссыпая монеты обратно. — И ты упускаешь шанс вернуться на нем в замок.

— Я, кстати, могу в считанные дни деньги заработать и долг вернуть, — парировала Мари. — В твоих интересах нравиться мне. А ты пока в этом плане не на высоте.

Он взглянул на Мари и широко улыбнулся.

— Мы с тобой подружимся, — подмигнул он.

Они заплатили за эль и покинули паб. Выходя из-за столика, Мари не стала перешагивать через газету со снимком Луисцара и Лейсандры, а с силой наступила на нее. Легче ей не стало, но это был первый шаг к началу новой жизни, жизни, где она уже не потерпит предательства.

Мотоцикл, о котором сказал Шеймас, оказался самым обычным двухколесным мотоциклом. По его словам, машина была завезена в Трейс нелегально, как и большинство остального, что очень важно в обиходе жителей ссылки. Аглы промышляли в других мирах, чтобы помогать своему. Сам же Шеймас нашел мотоцикл на свалке, отремонтировал его, исправил так, чтобы тот мог работать на здешнем топливе, и иногда пользовался им для поездок по делам.

— Ты придурок! — выпалила Мари, едва Шеймас с визгом припарковался у ворот замка. — Кто так водит?!

— Я, — гордо ответил тот, погладив себя по груди.

— Мы могли разбиться на этом бездорожье!

— Не разбились же, — пожал плечами Шеймас и покатил мотоцикл во двор.

Мари с возмущением посмотрела ему в спину, и ее взгляд скользнул на замок, возвышающийся у подножия горы и смотрящий на мир арками темных окон. Ей все еще не верилось, что теперь это ее дом. Конечно, не самый впечатляющий, зато Мари ясно видела, что здесь будет со временем. Она разобьет сад, установит фонтан, организует стадион, игровую площадку и бассейн. Еще она мечтала об оранжереи и библиотеке под открытым небом. На смену ужасу, охватившему ее во время поездки, пришло удовлетворение от предвкушения большого будущего. У Мари не вышло стать достойной хранительницей памяти расы палал и императрицей Опретауна, но больше она не отступит, не упустит шанс. И придет тот день, когда о ней заговорят! Она сделает это в память о родителях, в память о погибших соплеменниках.

Мари обошла главный и задний двор, заросший сорняком, и остановилась у колодца. Шеймас снова завозился со своими железяками, будто в его жизни не произошло никаких изменений.

— Я хочу, чтобы ты убрал это отсюда, — сказала ему Мари.

— Куда? — не отвлекаясь от работы, спросил он.

— Не знаю. Куда-нибудь. Я планирую вычистить двор и оснастить его скамейками и качелями. Твои жуткие машины будут мне мешать.

— Скажешь точнее, куда, перенесу. А то потом тебе и на новом месте приспичит заняться бесполезной ерундой, и буду я с ними таскаться туда-сюда, вместо того, чтобы работать.