Более не отвлекаясь на разговоры, я принялась за еду. За моим столиком не стихало обсуждение, а я старалась не обращать внимание ни на них, ни на саму себя. Если снова начну думать, что со мной происходило днем, в чем я была виновата и как это исправить, я свихнусь. Мне просто нужно спокойно поужинать.

Под конец, пока пила чай, я посматривала на уходящих студентов и увидела, куда они относили использованные подносы с грязными тарелками. Их по очереди ставили в неприметное со стороны окно, и спустя мгновение поднос с посудой исчезали как по волшебству. Я усмехнулась своим мыслям, ведь волшебства в магическом мире было предостаточно.

– Спасибо за компанию, – поблагодарила я из вежливости, вставая.

– Ага. Тебе тоже.

– Пока.

– Не волнуйся ты так, – посоветовал парень, заговоривший со мной первым. – Скороварка не жестокий. Издеваться над тобой не будет. Прочитает лекцию по безопасности и даст небольшое, но очень неприятное задание. Чтобы в голове отложилось. Меня заставлял пол в его кабинете вымыть без магии. Управился за полтора часа.

– Спасибо. Успокоил.

После ужина в теплой, а главное неприставучей компании мне действительно стало легче. Во-первых, поела. На сытую голову думается гораздо лучше, чем на голодную. Думать об одной еде вместо дела нехорошо. А во-вторых, я уже психологически готовилась мыть здоровенный кабинет зельеварения, заставленный различной мебелью. Как сказал тот парень, за полтора часа вполне разумно управиться, а заодно пыль протереть.

Поставив грязную посуду в окно, я помчалась в подземелье в поисках Шатрэна. По идее он уже должен был поужинать и занимался либо своими делами, либо проверкой их тестов. Мне реально интересны результаты моего «выступления на шоу «Интуиция», и со сколькими заданиями я справилась, а какие с треском провалила. Можно сказать, настроение после ужина у меня было отличное, и я никому не позволю его испортить.

Спустившись в подземелье, я первым делом подошла к статуи крысы-воина и коснулась ее кольчуги ладонью. Холодная, как будто настоящий метал, а вот глиняные участки шерстистой шкурки казались теплыми, словно крыса-воин была живой. Что за глупые мысли роились в моей голове? Но все равно…

– Простите меня, крыса-воин, – тихо попросила я. – Я была крайне неуклюжа. Простите.

– Анита! – позвал меня Шатрэн, спустившийся в подземелье после меня. Я обернулась. – Что ты делаешь? Со статуей разговариваешь?

– Нет, конечно, – отмахнулась я, придумывая, чтобы еще такого сказать, чтобы обелить себя. Разговаривать со статуями могло стать плохой привычкой. – Она же неживая. Но вылеплена потрясающе. Это ведь глина? Я права? Удивительная работа. Еще двух таких я видела в столовой.

– Крыса всегда была символом знаний, – пустился в разъяснения Шатрэн, а я недоумевала от его слов. Статуя крысы рядом с нами изображала воина, а не ученого. – А знания во все времена являлись важнейшим гарантом силы. Без обширных знаний о магии даже истинный прирожденный гений никогда не будет по-настоящему могущественным магом. Это высшая цель Академии Трех Сил.

Если подходить к вопросу с этой стороны, то объяснение казалось логичным. Больше знаний о магии – больше вариантов правильно и экономично использовать имеющийся резерв. Насколько я помнила из рассказов Дакара, использовать чужой резерв было уголовно наказуемо, а обратиться за помощью к природе практически нереально. Все места силы охранялись государством и барьерами, созданными лучшими из лучших магов.

– Это интересно. Крысы стали символом академии, – я повторила за Шатрэном только другими словами. – Я не знала. Расскажите пожалуйста, как там Каннем? Я слышала, что его отправили в больницу. Все настолько серьезно? Разве ему не могли оказать помощь в лазарете?

– Могли. О произошедшем немедленно узнал его отец и взбесился. Видимо кто-то из сотрудников академии доложил ему. Дочь бы не стала. Они не в лучших отношениях.

– Я знаю. Отец недолюбливает Канну из-за того, что… в общем, из-за того, что она не парень, а девушка. Если я правильно поняла ее слова, ее отец не видит в ней наследницу, а скорее служанку для сына. Внешне они так похожи. Мне казалось, они полнокровные родственники.

– В семье с отцом-сексистом счастья быть не может. Если нет дочери, несчастлива будет жена. Никакие деньги не спасут.

Но их отсутствие разрушит все. Шатрэн был очень молод и старше меня не более чем на пять лет, а мысли высказывал весьма разумные и прогрессивные. Сексизм – это про унижение одного человека другим, а не про якобы женские привилегии строить из себя немощную и соглашаться на ограничения.

– Да, наверное. Мне повезло. Среди моих близких нет таких людей.