Я тяжело вздохнула и села на кровати. В голове вертелись совсем уж безрадостные мысли: что было бы, выслушай я тогда все инструкции? Если бы сделала все правильно? Появились бы болотники в моей жизни и какими бы они были? И что стало бы с одинокой никому не нужной мной в случае выбраковки? Что стало с Жаном, которого увели?

Я сглотнула. Во рту было очень горько. Так горько, что даже приторно-сладкий зефир не смог бы ничего изменить. Я упала на кровать, перевернулась на другой бок и погладила кожаный переплет справочника. Наверное, стоит поставить свечку или принести дары духу Великой Жабки.

Как бы в ответ на мои мысли по газону радостно запрыгала моя собственная Жабка и ударилась в стену дома. Устоял, но тряхнуло знатно. Следом послышалось шипение, с которым Самаэлен читала распоясавшемуся земноводному правила поведения. Жабка огорченно квакала, но нет-нет в ее голосе проскальзывала надежда.

Я прищурилась и выглянула во двор. Зря. Стоило Жабке меня заметить (а она смогла разглядеть любимую хозяйку и сквозь шторку), как прыжки стали выше, показательнее и энергичнее. Всем своим видом бедное земноводное выражало готовность служить верой и правдой на поприще передвижений. Вот уж кто бы в гонках поучаствовал и доволен остался!

— Уже иду, — открыв окно и высунувшись на улицу, заверила я и принялась переодеваться. Ради интереса мне захотелось сегодня не просто покататься, вцепившись в пупырышки и крепко обнимая ногами… хм, круп?.. как я уже делала на болоте у Ваничны, а по-настоящему. С седлом и препятствием. Жабки же порода не только прыжковая, но и бегательная.

Натянув лосины, единственное, что было не жалко, ибо в приличном обществе появляться так стыдно, я спустилась и упала на газон, облизываемая соскучившейся зелененькой. Она так яро меня облизывала, что я заподозрила неладное и, наверное, обратилась бы с криками к нашему специалисту по уходу, но рядом со мной спрыгнула на землю Самаэлен и потянула носом.

— Ты в чем купалась? — вкрадчиво поинтересовалась она, закрывая лапой нос.

— Эм… — Я бы почесала макушку, если бы могла, но перерывов в облизывании Жабка не делала.

— Ясно, — фыркнула кошка. — До чего руки дошли?

— Угу, — промычала я, уклоняясь от очередного облизывания. — Стоп! Хватит! Запрет!

Но Жабка плевать хотела на все мои запреты и приказы, продолжая радоваться.

— Ну терпи тогда, — с затаенным удовольствием фыркнула кошка. — Пока весь запах не перебьет — не успокоится. Ты же пахнешь сейчас как вакантная хозяйка. Считай, хочешь отказаться от нашей Жабки и другую себе присмотреть. Знаешь, как ты ее волноваться заставила? — Самаэлен ткнула лапой в земноводное. Почувствовав важность момента, Жабка отвлеклась и хмуро квакнула.

— Ну прости. — А что еще мне оставалось делать? Пришлось лечь звездочкой и разрешить облизывать. А то обидится еще, уйдет, а нам гонки, может, светят. За честь и достоинство семьи. Кто его знает?

Как будто читая мои мысли, Самаэлен дернула хвостом и так аккуратно спросила, обращаясь больше к зелененькой, чем к безвольной мне, позволяющей из себя веревки вить:

— А вы знаете, что Зеленые гонки совсем скоро?

Я предпочла промолчать. Даже если они и близко, кто меня отпустит? Ну, я надеялась, что не отпустят.

Жабку слова кошки вывели из равновесия: ткнувшись в меня мордой, она жалостливо лизнула меня в щеку, боднула под спину и погладила перепончатой лапой.

— Что?! — не выдержала игры в мячик с собой в главной роли я. — Как будто нас отпустят?!

Вот зря, зря я так сказала. Знала бы, что они только этого и добиваются, — молчала бы как партизан, залезла бы в самый дальний подвал (а он у нас есть?) и не выползала до конца мероприятий.

— Отпустят, — подтвердила мои худшие опасения кошка, махнула хвостом и ушла улаживать «простые формальности». Жабка же наворачивала вокруг меня круги: седьмое небо жабьей радости оказалось близким как никогда.

— Ты точно этого хочешь? — приуныв, спросила я у земноводного. Та села рядом и серьезно кивнула, квакнув мне прямо на ухо для закрепления эффекта. — Ну если постараться…

Я сдалась. Позорно капитулировала под шквалом союзного огня и оказалась прижата к газону. Никогда раньше Жабка так не ликовала, что от полноты чувств прижимала меня к себе и с четверть часа не давала вылезти из-под брюха.

— Постараемся, если ты меня не угробишь, — простонала я, поднимаясь, когда земноводное вспомнило о своем помятом седоке.

Жабка извинительно квакнула и боднула меня, подталкивая к конюшне. Вот уж точно, прокрастинирую. Даже на скачки подписалась, только бы отчет не сочинять. А что будет, когда курсовую сдавать придется… О последнем я старалась не думать: вдруг не доучусь и буду порядочной женой. Хотя… скучно быть порядочной женой, лучше приличной кикиморой!

Вернувшаяся с Совета Ванична была напряженно задумчивой и слишком серьезной, но даже она не выдержала и улыбнулась, заметив творившееся во дворе безобразие. А происходило следующее.