— Еще рано, — простонала я и дернула пропажу на себя.

— Еще немного — и будет поздно, — прошипели мне на ухо.

— Ну еще чуть-чуть. Первую пару и прогулять можно, что там по расписанию? — недовольно пробурчала я, не открывая глаз, но щупая рукой пространство в поисках потерянной подушки.

— Практика! — взвыла кошка.

Я подскочила прежде, чем успела проснуться, дернулась к краю кровати, где обычно скидывала одежду, и замерла. Я была в пижаме, в кровати, но одежды не было. И комната не моя. Но и чужого никого…

Самаэлен прикрыла рот лапкой и фыркнула:

— Проснулась наконец?

— Домой! — взвыла я, поднимая предательницу-коть за шкирку. — Переноси обратно! Если Ванична узнает…

— Не узнает, спит еще, — успокоила Самаэлен и перебралась на плечо. Контуры комнаты исчезли, а спустя пару мгновений (как-то долго!) я выпала на свою кровать. Кошка приземлилась на шторы, ободрав одну с концами.

— Ты как? — встревожилась я, переползая поближе к месту катастрофы.

— Там такая защита стояла! — обвинительно возопила кошка, запрыгивая на кровать. — Я когда тебя туда отправляла, все добрее было. А знаешь, чего там наплели? Да столько силы вбухать — это кто такой параноик?

— Альтар? — предположила я. Коть подавилась воздухом и медленно так переспросила:

— Альтар Райген?

— Да, — согласно закивала я. — Больше никого не было!

Кошке стало плохо.

— И я тебя… к нему? — наконец пришла в себя Самаэлен.

— Ага, — радостно подтвердила я и, раз уже все равно проснулась, принялась за допрос: — А чем он такой особенный?

Кошка подавилась воздухом.

— Ты не знаешь? — удивилась она.

— Никто не просветил, — развела руками я. — Только всем почему-то плохо становится, когда они нас вместе видят.

— Немудрено.

Кошка фыркнула и потянулась, впиваясь когтями в ковер.

— Но все же? — не унималась я, сползая на пол, чтобы быть ближе к хвостатой партизанке.

— Все же… Все же хочу я видеть лицо Кохи, когда ты их знакомить будешь!

Кошка мечтательно сощурилась, села, обвив хвостом лапы, и зевнула.

— Элен! — окрикнула я, протянула руку, чтобы схватить молчунью за шкирку, но кошка как чувствовала: отпрыгнула в сторону и, задрав хвост, выскользнула в приоткрытое окно. Вот уж… продуманное создание!

Недовольно стукнув подушку, я легла на кровать и натянула на себя одеяло. В комнате было прохладно, несмотря на лето, и я озябла, пока разговаривала с вредной котей.

Медленно уходил рассвет. Светало. С каждым мигом светлело все больше. Спустя пару минут солнечный луч коснулся моего лба. Становилось жарко и слишком тепло, чтобы продолжать утренний сон на радость себе и окружающим.

Потянувшись, я выползла из-под одеяла, прошла в ванную и случайно увидела себя. Выходной не пошел мне на пользу: невыспавшаяся, с кругами под глазами и зеленоватым (не иначе от волос отливало) лицом, я являла собой образец народных представлений о болотнице.

Тяжело вздохнув, поняла, что тональником, пудрой и прочими прелестями косметической индустрии владею слабо и посредственно, ибо собственной почти не держала, а Вита красила окружающих сама и с удовольствием.

Слуги только начали готовить завтрак, когда с лестницы спустилось чудище неописуемое и загробным голосом начало клянчить что-нибудь водостойкое и матовое. Проникнувшись моим горем (или желая уберечь себя от нервного срыва при виде ЭТОГО), мне щедро отсыпали у кого что было и выделили подмастерье в помощь.

Спустя час явление меня народу уже не вызывало стойкого чувства жалости и отвращения, и мы с помощницей облегченно вздохнули. В первую очередь она, ибо теперь ей можно было идти на все четыре стороны на кухню и не видеть зевающей госпожи, неспособной определить, какой цвет пудры ей больше идет и как она хочет подвести глаза.

Проконтролировав сооружение бутербродов, я взбежала по лестнице вверх, поцеловала на прощание Ваничну, которая только собиралась чаевничать, и выскочила под лучи еще просыпавшегося солнышка. На улице царила прохлада, но никто не сомневался, что через час от нее не останется и следа, но пока я ежилась, бодро передвигаясь в сторону зоопарка.

Очереди еще не было. Позевывая, одинокий смотритель пустил меня на территорию и вернулся в свой, домик. Я взглянула на часы и вздохнула: еще больше получаса до открытия. А потому персонал сонно ходит между вольерами и проверяет животных, пересчитывает птиц и с опаской бредет к крастам, чтобы оглушительно заорать, не досчитавшись одного.

Сердце пропустило удар. Думать, что прямо сейчас над тобой может парить плотоядная мошка, было весьма волнительно. Решив успокоить себя, я взглянула в небо. Кровь стремительно прилила к ногам, мозг отключился и остался самый древний инстинкт — самосохранения.