Наконец, Череп задрожал, изгибаясь и рыча от накатившего удовольствия. Если я думала, что эта тварь удовлетворила свои потребности, то сильно ошибалась. На смену Черепу вернулся Макс. Одно радовало, в размерах он значительно уступал своему главарю. Его член почти не ощущался.

Череп же отошел на минуту в кусты, чтобы отлить и снова вернулся в бой. Его ствол, наспех вытертый моей же курткой, был бесцеремонно направлен мне в рот. Каждое движение вызывало рвотный спазм, стоило головке коснутся гортани.

По довольному рычанию и стонам, я понимала, что уроды упиваются происходящим.

Череп, запрокинув мою голову, скользил членом по щекам, глазам, носу. Иногда надавливал пальцами на горло, чтобы я шире открывала рот. А в это время Макс и Шрам одновременно трахали меня.

Казалось, что эта пытка будет длиться вечность. Внизу все превратилось в сплошной комок боли, будто меня резали ножом по живому. Не осталось ни единого уголка тела, где бы не побывали чужие похотливые руки и губы. Все внутри заходилось безумным криком, который так ни разу не сорвался с истерзанных губ. Зависший на самой высокой ноте, он выжигал меня. Каждый миг во власти ублюдков вырубцовывался на кровоточащем сердце, рождая дикую, невероятную по своей силе ненависть.

Сквозь залитые слезами ресницы я смотрела на лица тех, кто творил все это со мной. И чем больше удовольствия и похоти я видела в глазах своих мучителей, тем отчетливее представляла, какова будет моя месть. А в том, что она свершится, была абсолютно уверена. Зверь, которого я прежде не знала, овладевал моим разумом, подчиняя своей власти.

Когда кто-то полоснул Черепа ножом по шее, я не удивилась. Спасение пришло слишком поздно. Я уже никогда не стану прежней. Обмякшего сзади Макса отшвырнуло в сторону. А в бок Шраму вонзился острый кинжал.

Меня бережно сняли с раненого мужчины и отнесли в сторону. На плечи легла куртка. Мое лицо было в крови Черепа. Капли стекали по ресницам, создавая кровавую пелену вокруг.

Я равнодушно посмотрела на Седого. Он вытирал мое лицо, что-то говорил. В его взгляде было столько боли, сочувствия.

Ты опоздал! — промелькнуло в мыслях.

Неподалеку кто-то жалобно застонал. Машинально повернувшись на звук, увидела лежащего на боку Макса. Под ним расплывалось кровавое пятно.

Вытащив нож из рук Седого, я медленно поднялась и направилась к нему. Он же был первым.

— Трой ранен. Помоги ему, — услышала я собственный глухой голос, — уведи его отсюда. Я здесь еще не закончила…

Подчинившись моей просьбе, Седой направился к Трою. Когда на поляне осталась только я и мои насильники, не смогла сдержать нервный смешок:

— Повеселимся, мальчики?

Спустя долгий час я покинула поляну. Меня встретил Седой. Он же проводил к остальным беглецам. Лагерь был разбит неподалеку. Возможно, закричи я, помощь пришла бы быстро. Но откуда я могла знать.

Трой спал. Его рана на груди обработана. Благодаря церну, у него была возможность выкарабкаться. Седой устроил меня неподалеку от тлеющего костра, а сам о чем-то переговаривался с двумя незнакомцами. Чуть позже вернулись из караула еще трое. Одного из них видела в лагере. Мужчины поздоровались и сели напротив. Во взглядах некоторых из них читалось уважение.

Еще бы! Крики Макса и Шрама были слышны на всю округу. Жаль, Череп умер быстрее, чем я смогла заставить его страдать.

Седой подбросил пару поленьев в костер. На перекладину, перекинутую через поставленные крест-накрест палки, подвесил походный котелок. Подождал, пока закипит вода, и кинул в нее какой-то спрессованный брикет. Воздух наполнился волнующим ароматом, на который мой желудок отреагировал довольно бурно. Но сначала дело.

Неприятно было забирать что-то у жертв. Однако живым нужно больше. Шмотки, снятые с насильников, кинула Седому.

— Посмотри. Может, что-то пригодится.

Мужчина покачал головой, но тем не менее, поднял тряпки, завязанные в рубашку Черепа. Внимательно рассмотрев обновки, раздал их тем, кому они были нужны.

— И еще, — я снова кинула Седому мешочек. На этот раз размером с ладонь, — здесь церн. Думаю, справедливо будет разделить на всех.

И вновь молчаливое одобрение в глазах окружающих. При мне разговор у мужчин не клеился.

Странно. Это я должна чувствовать себя не в своей тарелке, а не они. Впрочем, изрядная доля церна притупила не только боль, но и чувства.

Я старалась не думать о том, что случилось. Или о том, что сделала с ублюдками. Возможно, позже придет осознание вины или раскаяние. Но не сейчас. В данный момент я лишь сожалела о том, что твари продержались так мало. Их веселье длилось гораздо дольше.