— Из-за меня все сели в этот проклятый дирижабль! Папа хотел меня порадовать! Они все, все, все умерли из-за меня, и ты тоже… Хватит меня жалеть! — Она пыталась говорить что-то еще, но задохнулась от рыданий, и сквозь звериные подвывания разобрать слова уже было нельзя. Обмякла в руках брата, вцепилась обеими руками в его пиджак и ревела взахлеб, сотрясаясь всем телом.

Эта сцена даже Шешеля, кажется, проняла; во всяком случае, лезть со своими комментариями он не спешил. Хотя, судя по тому, как следователь недовольно морщил нос, он просто относился к числу мужчин, не выносящих женских слез, и сейчас опасался привлечь к себе лишнее внимание. А ну как и его накроет слезоразливом?

Я же тихонько выбралась из кресла и по стеночке подкралась именно к следователю, как к наиболее вменяемому сейчас человеку. Нет, еще Андрий был спокоен и наблюдал за происходящим с пакостной ухмылочкой, но не его же просить о помощи!

Конечно, Шешель мой маневр заметил и спросил негромко, когда я подошла:

— Это что было?

— Попросить хочу. Я же телефонов никаких не знаю, а тут, мне кажется, очень нужен доктор. Я не специалист, но, по-моему, это уже не обычная женская эмоциональность. Может, Стевича позвать? Или другого какого мозгоправа?

— Дело говоришь, — одобрительно кивнул мужчина и, как я, «огородами», пробрался к стоящему на столе телефону. Я же тихонько вернулась в кресло.

Доктор приехал быстро, минут через десять, за прошедшее до его прибытия время в кабинете ничего не изменилось, присутствующие не сдвинулись с мест. Не считая Шешеля, который вышел предупредить слуг о визите специалиста.

Не знаю, звонил следователь конкретному знакомому или в какую-то службу экстренной помощи — к стыду своему, я поняла, что не в курсе, существует ли подобная или это опять привет из прошлой жизни, — но врач произвел исключительно положительное впечатление. Еще довольно молодой, очень энергичный и деятельный мужчина, который незаметно и ненавязчиво разрядил наэлектризованную атмосферу и рассеял нашу компанию.

Он решительно заявил, что Любице надо лечь. Взявший себя в руки Миомир вызвался распорядиться о подготовке комнаты для племянницы. Май понес совершенно невменяемую сестру в указанном направлении. Стражников вместе с арестованным и собранными уликами и доказательствами следователь отослал. Как-то незаметно в кабинете остались только притихшая в кресле я и плюхнувшийся в соседнее Шешель. Мы задумчиво уставились друг на друга.

— Неужели все? — уточнила я наконец. — История закончилась и больше никаких покушений?

— Да кто ж вас знает, куда вы еще влезете, — хмыкнул в ответ Стеван. — Но я искренне надеюсь больше никогда не встречать в бумагах у себя на рабочем столе фамилии Недич, хватит с меня вашей экспрессивной семейки.

Я сначала хотела возразить против «вашей», но осеклась. Никак не привыкну к стремительно изменившимся обстоятельствам. Выходит, действительно — нашей…

— Следующий раз Мая начнут шантажировать моим происхождением, если вдруг кто-то докопается, — предположила я.

— Если кому-то в голову придет такая светлая идея, сразу звони мне, — отмахнулся Шешель. — Я этому идиоту популярно объясню, что случается с людьми, разглашающими государственные тайны. Вмешательство в личную жизнь — это штраф или арест на луну, шантаж — необременительное тюремное заключение. А вот за раскрытие сведений о секретных экспериментах упекут далеко и надолго, если не навсегда. Телефон записать?

— Да я его на всю жизнь запомнила. — Меня передернуло от воспоминаний о тех минутах, когда я бежала звонить, до смерти боясь за жизнь Мая. — Кстати, об упекании! Владыка действительно хочет как-то особо изощренно казнить Андрия или ты приврал для усиления эффекта?

— А ты какой вариант предпочитаешь? — кокетливо уточнил следователь.

— Правильный, — не поддалась я на провокацию.

— Ну а правда, как всегда, где-то между, — развел руками Шешель. — Владыка действительно очень сердит и действительно высказывался в том смысле, что обычное повешение для этого преступника — слишком мягкая мера и было бы неплохо применить к нему что-то из изобретений прошлых веков.

— Но?

— Но менять законы ради одной сволочи никто в любом случае не станет. Зачем бросать оппозиции такую крупную кость, как возможность обвинить владыку в изуверстве?

— Вместо изощренной казни можно дать пожизненный срок. В одиночке, — задумчиво предложила я.

— Какая страшная, жестокая женщина! — с явным одобрением присвистнул Шешель. — Я обязательно поделюсь этой идеей. Хотя что-то мне подсказывает, что кровожадности владыки не хватит, чтобы побороть его рациональность.

— В каком смысле?

— Молодой здоровый мужик в расцвете сил даже в одиночке проживет не меньше десяти лет, если не морить его целенаправленно. Все это время его надо кормить, охранять, убирать за ним, и все за казенный счет. Боюсь, владыка не настолько злопамятен.

На этой позитивной ноте наш разговор прервался тихим шелестом двери, впустившей в кабинет Мая.

— Вот ты где, — криво улыбнулся мужчина.