В итоге после долгой муторной волокиты обвинения с тезки сняли. Авария была названа результатом несчастного случая, невиновность капитана — доказана. Владыка объявил младшего Недича новым князем и даже публично извинился. Май столь же публично пообещал служить владыке, народу и стране верой и правдой, а историю потихоньку замяли. Хотя подробный отчет так и не опубликовали, что некоторое время подстегивало слухи и сплетни о том, как и какой ценой Недич договорился с владыкой. А потом затихли и они.

Сволочь этот владыка. И следователи его — сволочи! Можно подумать, они действительно все это время не могли отличить несчастный случай от злого умысла! А потом ручки умыли, а бедному Маю отмывайся! А он этой сволочи еще и присягал…

— Ты в курсе, что уже наговорила на луну ареста за оскорбление правящей семьи? — со смешком предупредил Стевич, наблюдая за моими метаниями по лаборатории.

— Да хоть на год! Бедный Май… Ух, мне бы этого владыку вместе со следователем, я бы им глаза выцарапала! Как можно было так долго разбираться?!

— Май мне друг, но ты говоришь ерунду, — поморщился Горан. — Не так-то просто разобраться, что привело к аварии, случайно дирижабль врезался в скалу или его туда направили. Тем более что случайность там весьма сомнительна.

— Погоди, вот сейчас не поняла. — Я остановилась перед Стевичем и скрестила руки на груди. — Но ведь есть заключение, да и Мая оправдали. Ты хочешь сказать, что веришь, будто он мог такое сотворить?!

— Я этого не говорил, — возразил мужчина. — Май на подобное не способен, не нужно приписывать мне такое лицемерие. А заключения в свободном доступе нет. Вообще никаких подробностей, только вывод.

— И что из этого вытекает? И что говорит об этом сам Май?

— Он не обсуждает ту аварию. Когда я пытался задавать вопросы, мы всерьез повздорили, и с тех пор я перестал навязчиво лезть ему в душу, — спокойно пояснил Горан. — А вытекает… Я бы предположил, что авария все же была неслучайной. Долгое расследование неизбежно в любом случае, но такой финал свидетельствует именно об этом.

— То есть кто-то подстроил аварию, но виновного так и не нашли? — опешила я.

— Как вариант, — пожал плечами Стевич. — А еще это может быть некая конструктивная ошибка, которая вскрылась столь высокой ценой. Поскольку дирижабль был серийным, вполне могли скрыть истинную причину, чтобы избежать паники. Увы, я не знаю, проводились ли проверки других аэростатов той же серии, это бы все объяснило.

— А почему ты за такое долгое время не выяснил?! — возмутилась я.

— Зачем? — Горан задал вопрос, который поставил меня в тупик.

— Как — зачем? Любопытно же!

— То есть ради удовлетворения любопытства неправильного гомункула, которого я вывел почти через год после аварии? — язвительно уточнил он. — А мое любопытство не столь велико, чтобы ради сомнительной цели отвлекаться от основной работы. Или, вернее, направлено в другие области. Я не следователь и не инженер, и, чтобы во всем этом разобраться, мне понадобится очень много времени. Какой в этом прок? Если Мая оправдали — значит, занимались этим люди компетентные. В конце концов, каждый должен делать свою работу.

— Как это компетентные, если они хиленькую отписку напечатали — и забили на расследование?!

— Кто тебе такое сказал? — поморщился Горан. — Если дело не полощут в прессе, оно не обязательно закрыто.

— Да, действительно… Такой вариант мне в голову не приходил, — слегка смутилась и поутихла я.

— Прекрасно. А теперь, может быть, ты наконец подумаешь о чем-нибудь полезном или не очень, но, главное, тихо? — Раздражение все же прорвалось в голос Стевича.

— Прости, не могу. — Я не прониклась, но виновато развела руками. — Если начну думать, я точно упрусь куда-нибудь и стану задавать вопросы. Может, ты привлечешь меня к какому-нибудь полезному делу?

— К делу? — переспросил Горан уже более благосклонно. — Это можно. Посмотрим, на что ты сгодишься.

Применение мне в итоге нашли, хоть и не особенно почетное, но полезное, а главное, отвлекающее от посторонних мыслей. Выяснилось, что я хорошо разбираю торопливый почерк Стевича, а сама пишу на порядок аккуратнее, вот мужчина и приставил меня к переписыванию какого-то отчета с потрепанного и заляпанного черновика на чистые листы тонкой сероватой бумаги. Я, конечно, все равно продолжила дергать Горана уточнениями непонятных терминов и неразборчивых цифр, но на это он уже не сердился и отвечал с куда большей охотой. А сам мой создатель занялся какими-то мудреными вычислениями с помощью обычных счетов, пары справочников и какого-то очень мудреного механического устройства с кучей шкал и рычажков.

— Как тебе только не стыдно? — укорил его Май, нашедший нас за этим занятием.

— Никак не стыдно, — отозвался Горан. — Занятый ребенок — счастье родителя. Садись, дай я с тебя опять показатели сниму.