— Май? — растерянно позвала я, напряженно покосившись на тезку. Но тот молча буравил взглядом следователя. — Май, ты же не можешь на самом деле верить в такие совпадения, да?

Вместо ответа князь неразборчиво ругнулся сквозь зубы, рывком встал, запустил пятерню в и без того растрепанные волосы. Под нашими озадаченными взглядами в два шага подошел к шкафу, резко дернул дверцу. Достал широкий стакан и резной хрустальный графин, нервным жестом плеснул янтарно-желтой жидкости — в стакан и себе на руку. Залпом осушил и с грохотом, так, что я дернулась от неожиданности, вернул обе емкости на место. Вцепился обеими руками в полку на уровне своего лица, уткнулся в запястья лбом. Несколько мгновений так постоял и процедил глухо, с расстановкой:

— Да, я не хочу. Ты прав. Доволен? Я не хочу верить, что это не случайности.

— Уже прогресс, ты это признал, — флегматично заметил Шешель совершенно другим, спокойно-деловым тоном, без насмешки. — А доволен я буду только тогда, когда докопаюсь до правды. Сядь уже, ты вон девушку напугал. А я не хочу разговаривать с твоим затылком. Разрешаю даже дать мне в морду, если тебе от этого полегчает.

— Чтоб ты посерел, Шешель, как же ты меня достал! — тяжело выдохнул Май, к моему облегчению, аккуратно прикрывая шкаф, и вернулся к своему месту. На диван не сел — рухнул.

— Вот именно сейчас наконец-то достал, — не стал спорить следователь. — Знал бы ты, как ты мне за это время надоел своим упрямством! Определенно, эта девочка очень положительно на тебя влияет.

Резкая смена эмоциональной окраски разговора, внезапные скачки с темы на тему, одинаково холодный и пронзительный в любом настроении взгляд Шешеля, неожиданная вспышка Мая — все это выбивало меня из равновесия, пугало, заставляло искать хоть какой-то защиты.

Я не выдержала и подвинулась ближе к посеревшему, в пару мгновений осунувшемуся Недичу. Не знаю, кого пыталась успокоить этим в большей степени, себя или его. В Мае сейчас будто что-то надломилось, и это было… страшно. Страшнее, чем падение с моста.

Пальцы вдруг похолодели от покрывших их хлопьев ржавчины. Сердце, бешено стуча, подскочило к горлу. От поясницы к затылку холодной волной прокатилось ощущение потерянной опоры.

Я судорожно вздохнула и порывисто прижалась к боку Мая, поднырнув под его локоть. Неудобно изогнувшись, уткнулась лицом в плечо мужчины, крепко-крепко зажмурилась и закусила губу, пытаясь сдержать подступившие слезы запоздалого страха смерти.

— Прости, — едва слышно выдохнул Май, крепко меня обнимая. — Я не должен был…

— Нет, ты… не в этом дело, — поспешила заверить его. — Это… последствия. Я же говорила, потом накроет.

Кажется, в этот момент хотел высказаться Шешель, но не успел: его прервал стук в дверь. После разрешения Недича в кабинет вошел секретарь и втянул за собой небольшой сервировочный столик.

Этот тип, определенно, гений своей профессии. Случайно так угадать момент он точно не мог, тут нужны особый талант и годы практики…

О том, как устроены местные силовые структуры, я уже знала. Стража занималась патрулированием и расследованием мелких преступлений, делами более серьезными ведал следственный комитет, где служил и Стеван Шешель. Выше располагалась только контрразведка, но об этих серьезных людях лишний раз не говорили. Насколько знал Май, их было немного, да и не афишировали они собственную деятельность — жили обыкновенной человеческой жизнью, работали в самых разных отраслях. А что знали и решали куда больше обычных граждан, так у каждого свое хобби. Кто-то статуэтки собирает, а кто-то — слухи на благо родной страны.

Регулярная армия была небольшой — и это понятно, воевать-то здесь особо не с кем, главный противник за океаном. Зато всячески поощрялось получение населением военной подготовки. Каждый желающий молодой мужчина мог потратить год жизни на освоение сложной науки уничтожения себе подобных, что впоследствии давало серьезные преимущества в совсем не связанных с армией сферах. Например, в университеты таких молодых людей принимали в первую очередь и с послаблениями.

Выпускники военных специальностей в большинстве своем занимали вполне мирные должности, но только «пока чего-то не случилось». Похожим образом все обстояло с авиацией, только там поступили еще проще: все дирижабли по умолчанию считались военными, но в отсутствие ощутимой угрозы выполняли гражданские задачи. Переоборудовать мирный пассажирский дирижабль в военный транспорт можно было за пару дней. Так и получилось, что Май, с одной стороны, как будто и не офицер, а с другой — имел звание и привык носить форму.

А вот военный флот был военным флотом, безо всяких оговорок: тут Ольбад не экономил.