После разговора с Торином Ален приказал слугам особенно внимательно наблюдать за женой и докладывать ему, если вокруг нее будет происходить что-то непонятное, или ей будет что-то угрожать. Он велел никому не тревожить жену, но если она что-либо потребует – направлять к нему.

Для Алена потянулись длинные до бесконечности дни и ночи, когда он с мучительной тоской наблюдал за женой и ждал, сам толком не зная, чего именно. Ночами долго ворочался от бессонницы. Он подкарауливал горничную, когда та выходила вечером из спальни Ирэйны, и спрашивал, как жена себя чувствует и не нуждается ли в чем. «Она молчит», - чуть не плача отвечала горничная.

Его жена никого и ничего не замечала вокруг себя, все дни она проводила с ребенком. С ним она играла, гуляла, разговаривала, а остальных просто не замечала. Ален встречался с ней только в столовой, но заговаривать не пытался, да и никто не пробовал о чем-то ее спрашивать или завязать беседу. Темы, которые иногда обсуждались за столом, она даже не пыталась игнорировать, она их просто не слышала. Как-то служанка уронила бокал и тот со звоном разбился. Прижав руки к груди, провинившаяся с испугом посмотрела сначала на Алена, потом на Ирэйну. Та, услышав звук разбитого стекла, подняла голову. Увидев испуг в глазах служанки, она улыбнулась ей и мягко сказала: «Ничего страшного» и спокойно продолжила обедать. Ален поразился тому, как жена ничего не замечающая вокруг себя,  смогла мгновенно оценить ситуацию и с какой чуткостью отнеслась к прислуге. Неудивительно, что слуги с трепетом наблюдали за хозяйкой, старались выполнить любое ее желание в надежде увидеть ее благодарную улыбку.

Ален, чтобы как-то держать себя в руках и не выть от тоски, переговорил почти со всеми, с кем общалась его жена. Как ни тяжело ему это было делать, ведь пришлось на время забыть о статусе и перешагнуть через самолюбие, он готов был на все, чтобы вернуть ее расположение.

Граф не давал никаких распоряжений относительно занятий, проводимых с детьми. На следующий день, после того, как Ирэйна в тот злополучный день, уехала из замка и не посетила классную комнату, дети не пришли на занятия ни к профессору Кремингу, ни к Горну. В этот же день Ален зашел к Кремингу в библиотеку. Сначала они поговорили о работе профессора по описанию родословной графа, потом Ален решил коснуться темы обучения.

- Скажите, профессор, Вас не удивило, что моя жена попросила Вас заниматься с детьми слуг? Вам это не показалось оскорбительным? – задал он мучивший его вопрос.

- Аргументы леди Иры мне показались убедительными, к тому же я соскучился по преподавательской работе, - ответил Креминг.

- Она сказала, что в них течет кровь рода Монсервилей? – уточнил Ален.

- Именно, и что разумнее не отрицать или не замечать этот факт, а  признать и использовать во благо рода, -  подтвердил профессор.

Ален молчал, обдумывая сказанное профессором.

- А почему моя жена изучала не все дисциплины, а только некоторые из них?

- Она слушала только историю нашего королевства и других государств и картографию, а остальные предметы ей знакомы, и это отнюдь не поверхностные знания, но она старалась этого не показывать, - Креминг помолчал, а потом спросил: - Вы хотите прекратить обучение?

- Раньше хотел, - честно ответил Ален, - сейчас не буду этого делать, просто стараюсь понять мотивы поступков своей жены.

Профессор улыбнулся, услышав ответ, а потом вновь став серьезным, сказал:

- Общение с леди Ирой доставляет мне истинное наслаждение, а ее общение с детьми значит для них гораздо больше, чем мои занятия, можете мне поверить.

- Благодарю Вас, профессор, и у меня к Вам небольшая просьба, - произнес Ален, немного смутившись, - я бы хотел, чтобы занятия возобновились лишь после того, как моя жена обратится ко мне с просьбой об этом.

- Прошу меня заранее простить, Ваше Сиятельство, но, если леди Ира даст указание о проведении занятий непосредственно мне, я не посмею ей отказать, - твердо заявил Креминг.

Торина Ален нашел на площадке замка, с которой сам ранее наблюдал за его беседой со своей женой. Тот стоял и наблюдал за Ирэйной, прогуливавшейся по парку с Ажаном. Ален подошел и встал рядом, Торин скользнул по нему равнодушным взглядом и вновь стал смотреть вниз, в его глазах застыла тоска и чувство вины. Ален и сам испытывал что-то подобное, он четко осознавал, что виновником страданий друга является именно он. Теша свою гордыню, терзаясь от ущемленного самолюбия, которое ошибочно принимал за боль, он оттолкнул любимую женщину и чуть не потерял единственного друга. Только теперь он понял, что такое настоящая боль, когда пришло осознание масштабов содеянного, когда в полной мере ощутил последствия того, что натворил.