Граф кивнул и открыл дверь. Мальчик был в комнате, стоял лицом к двери с кистью в одной руке и с палитрой – в другой, перед ним стоял мольберт с холстом. Свет из окна, находящегося за его спиной, падал на картину. Ален прошел в комнату и встал напротив, Вилсон замер на месте, настороженно глядя на графа. Тот посмотрел прямо в глаза, и мальчик опустил свой взгляд.

- Могу я посмотреть, что ты рисуешь? – спросил Ален.

Вилсон нехотя кивнул. Граф обошел мольберт, встал рядом и надолго замолчал. Это оказался портрет его жены и сына, они были изображены среди цветов на поляне. Ирэйна сидела на покрывале, подогнув под себя ноги, Ажан лежал на спинке и радостно тянул ручки к матери. Та, слегка наклонившись, протягивала ему полевой цветок, нежная улыбка освещала ее лицо.

- Мне говорили, что ты хорошо рисуешь, - наконец прервал молчание Ален, - но такого я не ожидал.

Вилсон, смутился и покраснел, не сумев скрыть, что ему приятна похвала графа.

- А моя жена знает, что ты пишешь ее портрет?

- Нет, - заговорил Вилсон, еще больше краснея, - леди Ира думает, что я рисую пейзаж.

Ален улыбнулся и спросил:

- Ты ведь закончил картину?

Мальчик подумал, потом неуверенно пожал плечами.

- Тебя что-то смущает? – расспрашивал граф.

- У меня не получилось точно нарисовать леди Иру, на самом деле она лучше, - скомкано ответил Мартин.

- Все у тебя получилось, - уверенно сказал Ален, - и потом, ты можешь еще не раз писать ее портреты. Я даже буду на этом настаивать.

Мальчик смотрел на графа и не скрывал счастливой улыбки.

- Вилсон, - впервые Ален обратился к нему по имени, и тот от неожиданности вздрогнул, - прошу тебя, подари мне этот портрет.

Видя, что мальчик колеблется, он быстро сказал:

- Я заплачу тебе, если хочешь. Поверь мне, ты заслужил это.

Вилсон резко замотал головой и, насупившись, сказал:

- Не надо платить, я рисовал для леди Иры. Пусть это будет подарок.

- Спасибо, Вилсон, я не хотел тебя обидеть.

Ален бережно взял портрет жены и сына и отнес его к себе в кабинет. Сначала он хотел повесить его у себя в спальне, чтобы одному любоваться родными лицами, но поскольку большую часть времени он проводил в кабинете, решил, что правильнее повесить его именно там. Портрет висел недалеко от стола в небольшом углублении в стене. К удовольствию Алена он не бросался в глаза, высокие зеленые растения, стоящие в кабинете, прикрывали его. Лишь тому, кто находился за столом, он был отлично виден.

Тетушка больше не приходила к Алену и не заговаривала с ним. Он сам пришел к ней. Она сидела в кресле у окна и даже не повернула головы, когда он вошел. Племянник ее тихонько окликнул, она обернулась и посмотрела на него потухшим взглядом. Ален только сейчас увидел, как леди Глория осунулась и постарела за эти четыре дня, ужас содеянного вновь накрыл его. Он бросился к той, которая еще в детстве заменила ему мать, которая пожертвовала своей личной жизнью, чтобы он не смог почувствовать себя сиротой.

- Тетушка, прости меня, умоляю, - шептал он, опустившись на колени и заглядывая ей в лицо.

- Что же ты наделал, мальчик мой? – чуть слышно спросила она. - Зачем ты обидел нашу  девочку? Она ждала тебя, она так любит сына.

Как в детстве, Ален опустил голову на колени Глории и зажмурил глаза, сдерживая подступившие слезы. А тетушка, как в детстве, гладила его по голове.

- Я ведь тоже ее обижала, - с грустью призналась она, - я ей говорила, совсем как эта несносная Элина, что, обучая бастардов, она позорит твое имя в глазах общества, а Ирэйна отвечала: дети не должны отвечать за ошибки взрослых, и она всегда будет защищать их. Она так и делала, Ален, так и делала.

У Глории сорвался голос, и Ален понял, что она плачет. Он не пошевелился, только сжал крепче ее ладонь.

- Я упрекнула ее в том, что она выполняет работу слуг, купая ребенка, - продолжала терзать себя тетушка, - а она мне ответила, что я боюсь замарать руки о собственного внука. Даже в тайне от всех я не могла себе позволить так называть твоего сына, а эта девочка назвала Ажана моим внуком, даже ни на мгновенье, не усомнившись  в этом.

- Тетушка, я виноват, знаю, но прошу тебя, помоги мне вернуть Ирэйну!  - взмолился Ален, вскинув голову и заглядывая ей в глаза.

- Я пыталась, - безнадежно промолвила Глория, - день назад я пришла к Ирэйне и сказала, что, если она будет так себя вести, то ее сочтут безумной. Пойми, я не хотела ее обидеть, я хотела ее встряхнуть, чтобы она очнулась.

- Что она сказала? – спросил Ален, боясь услышать ответ.

«Неужели Вы думаете, что меня это волнует?» - ответила она, глядя на меня, как на пустое место.