Страх. Леденящий душу ужас преследовал меня все время, пока я неслась в свою комнату. Замерев перед дверьми, я не сразу решилась войти в свои покои, было страшно. Увы, Целестин не мог из-за обычной адептки срывать экзамен, но зато, воспользовавшись руной призыва, отправил зов Алеку.

А вдруг ему нужна помощь? А я тут стою и дрожу как перепуганная мышь. Преодолевая нервную дрожь бросилась в комнату, первым делом оглядывая все спальные места рогатика. Пусто.

— Сэм?! Сэм!

Паника набирала обороты, и уже несколько минут подряд я металась по комнате не зная, что делать, куда идти и к кому обращаться.

В комнату вошел Алек, и глядя на меня ошарашенными глазам произнес:

— Чего ты мечешься? У меня твой фамильяр, у меня.

Замерев посреди комнаты, я уставилась на брата.

— И не смотри ты так на меня. Они с Луи в карты играют.

— Ик.

Ну вот. Доведут бедную меня до истерики, вон уже икаю с перепуга.

— Ты лучше объясни мне, почему ты так всполошилась?

— Ал, я его не чувствую…совсем.

Брат нахмурился, и не говоря ни слова, взял меня за руку и потащил прямиком к ректору.

Лиониэль был не один, но это нисколько не смущало моего брата, как и секретарь, который попытался остановить назойливого преподавателя.

— У нас проблемы, — сдержанно произнес Алек, глядя в мою сторону.

— Уважаемый мэтр Коул, я надеюсь вы понимаете…

— Конечно, Лиониэль, заходи как ни будь на чашечку кофе..

— С удовольствием.

Распрощавшись с гостем, ректор хмуро глянув в нашу сторону.

— Я надеюсь у вас уважительная причина.

Кажется мы все таки помешали…Твердый взгляд льдинистых глаз заставил меня сделать шаг назад.

— Так это…может мы позже зайдем?

— Поздно адептка, рассказывайте.

— Лиониэль, моя сестра утверждает, что она потеряла связь с фамильяром.

Ректор бросил испуганный взгляд в мою сторону.

— А где сам Дикарский заяц?

— Сейчас будет.

Теперь была моя очередь удивленно смотреть на брата. Возможно ли, что у него, как и у меня ментальная связь с фамильяром? Ведь руну призыва он не использовал, портал так же никто не открывал.

За дверью раздалось знакомое недовольное перестукивание, и от этого простого звука мое сердце забилось чаще. Неужели?

Только когда Сэм поравнялся со мной, обеспокоенно заглядывая в мои глаза, я наконец смогла успокоиться. Вот он, живой и невредимый, и не важно, что от него за версту воняет вишневой настойкой.

— Почему я тебя не чувствую? — в его голосе явственно слышится паника, задняя лапа барабанит по деревянному полу, нагнетая и без того тяжелую обстановку.

— Та-ак.

Ректор встал из-за своего стола и решительным шагом подошел к нам, расположив свои руки над нашими с фамильяром головами, скомандовал:

— Закройте глаза.

Подчинившись, тут же ощутила головную боль, словно стальным обручем сдавливало голову, вызывая неприятные ощущения, будто у тебя роются в мозгах. Звон разбитого стекла оглушил меня на несколько секунд, это ментальный блок, рухнул под натиском ректора. Сжала зубы, чувствуя, как по подбородку стекает струйка крови. Это было чертовски больно, словно кусок мяса вырвали на живую. Кажется, я даже кричала.

Когда боль схлынула, оставляя после себя саднящее чувство, которое омывало тело со всех сторон, я наконец рискнула открыть глаза, и тот час увидела перед собой три обеспокоенных взгляда.

— Надо было предупредить, о ментальном блоке, — покачав головой произнес Лиониэль, протягивая мне белоснежный платок.

— Спасибо, — не сказала, прохрипела, господи, неужели этот каркающий, прокуренный голос принадлежит мне? — Что это было? — прокашлявшись, спросила я.

— Я погрузился в ваши воспоминания, и нашел того, кто поставил блок на ваши воспоминания. Не хотите поделиться с нами информацией про вашу подругу?

Голос ректора был ровным, спокойным. Но отчего-то мне захотелось сделать три вещи: перекреститься, пойти вырыть себе ямку на будущее, и оставить завещание, в последних строчках прося запомнить меня, как хорошего человека, и не важно, что меня уже давно печеньками переманили на темную сторону.

Знай, нет спасенья от любви, той, что душит изнутри.

И чтоб не сломаться, в ход идут все средства.

Всё, что возбуждает страсть, заставляет низко пасть

И, чтоб вновь подняться, жалость неуместна.

(с) LaScala — Жалость неуместна.

Это было невыносимо. Неужели я раньше не замечала притягательность Целестина? Хотя нет, это то я как раз и замечала, а вот то с какой любовью на него смотрят все адептки без исключения — меня просто дико злило.

— И все же, он такой милашка, — восторженно выдохнула Миннайа.

— А?