— Мы с сыном теперь можем совершенно спокойно выдохнуть: первая шааза Арэнк вне опасности. Этот зверь тебя ни к одной маломальской авантюре не подпустит! — поддакнула свекровь.

— Да я-то причем? Я вообще ни при делах, это все ваши виноваты! — возмутилась я на русский лад и даже не заметила как села.

— О, смотри-ка, выступает уже, — оценила Амила и царственно махнула рукой остальным, направляясь к выходу: — Так, шаа, быстро помогайте шаазе привести себя в порядок. И покормите! И чтоб без Йелли от нее ни ногой! И не работайте языками попусту, знаю я вас, болтушек.

Родители ушли, и мои горничные начали «помогать»: отнесли в купальню, потом одели в новую пижаму — невидаль, которую назвали спальный костюм, а модель «Кайя придумала» — затем мы втроем плотно поели. Байли сильно смущалась в моей компании, но мы с Деллой, оставившей свою профессиональную ревность, отвлекали ее болтовней. Повезло мне с этими девушками! Очень!

Засидеться мы не успели. Собеседницы, посмотрев мне за спину, синхронно прикрыли лица ладонями, приветствуя шааза, и бесшумно исчезли. Меня окутало тепло Йелли, ласково шепнувшего на ухо:

— Ну здравствуй, любимая!

Я обернулась, всем телом потянулась к нему и расплакалась, крепко-крепко обнимая. Как вспомню его затухающий взгляд — душа от ужаса стынет.

— Ты чего слезы льешь, родная моя? — заворковал Йелли, поднимая меня из кресла и прижимая к себе, как ребенка, прямо как тогда, на Дамарисе.

И голос у него такой живой, нежный и мягкий я впервые слышала. Счастливо всхлипнув, шепнула, обнимая ладонями его лицо и вглядываясь в глаза:

— Я люблю тебя…

Он молчал несколько мгновений — горло перехватило перед признанием:

— Поверь, я тебя тоже… как никто другой!

Как я перед ларами сказал! Потом мы лежали в обнимку и купались в нежности и любви. Сегодня не время страсти. Хотелось уютной семейной тишины и простых, но таких желанных и родных обнимашек.

— Скажи, а боги говорят с нами? Хоть иногда и шепотом? — вспомнила я благословение.

— Некоторые говорят, да, — нисколько не обеспокоившись, отозвался Йелли, водивший носом по моему виску.

Я облизала пересохшие губы и уточнила:

— А если боги кого-то назвали чистыми и защитниками — это что означает?

Муж молчал несколько мгновений и ответил уже задумчиво:

— Так рождаются духи рода. При жизни эти леары отличались талантами и способностями, которые устремляли на благо рода, Леарата, защищали род и Леарат. Короче, отметились хорошими делами. Поэтому мудрые лары оставляют их души здесь служить в посмертии духами-защитниками, помогать. Ты и сама с ними прекрасно знакома и даже дружна.

— Ничего себе! — потрясенно выдохнула я. — Такая вечность мне точно ни к чему, надо срочно сообщить об этом ларам. Не готова я в посмертии работать вечным будильником или маляром-штукатуром, да еще дворцы двигать… Они же неподъемные!

— Ты? — удивленно спросил Йелли. — Кайя, свет мой, ты еще долго-долго будешь жить и радовать меня.

— Я понимаю, но лары во время благословения нас защитниками назвали. Представь, что нас обоих ожидает? Бродить по дому жутким, но симпатичным привидением… Тьфу, тьфу, тьфу, от таких обязанностей. Теперь понятно кого — «ИХ» и что беречь!

Йелли хохотал от души и, вытерев слезы, зацеловал:

— Как же я тебя люблю, ворчунья моя!

Подарки и долги

Обледеневший свод, стены и пол домашнего храма Арэнк переливались и искрились. Стоило мне перейти незримую грань между мирским и потусторонним, в храме-пещере началась метель — это уже моя магия чудит, прорываясь наружу. Я аккуратно ступаю по льду, следом стелется поземка. Но никто не злится, не упрекает за «непогоду» в сердце рода, ведь сила леара — это еще и поддержка, подпитка бестелесных защитников дома. Наоборот, в толще льда все ярче разгораются голубые огоньки: духи просыпаются, «оживают» и меня это радует. Всего каких-то четыре месяца назад это место пугало до дрожи, я считала его жутким, а сейчас ощущаю себя здесь как дома.

Вопреки всем «нельзя», я присела на скамеечку у огромного кристалла- алтаря. Последнее время почему-то быстро устаю и вообще по всяким пустякам расстраиваюсь. Вот и сегодня проснулась с утра разбитая, в голове одни грустные мысли.

Резать ладонь, как Йелли, чтобы пробудить алтарь для обращения к ларам, я не стала. С трудом преодолев жалость к себе, которую предпочла назвать инстинктом самосохранения, поранила палец. Затем быстренько размазала кровь по алтарю, благодаря духов и ларов… уж как получилось. Ждала-ждала отклика, тоже хоть какого-нибудь, но тщетно. Тихо-мирно, уютно и я, привалившись к светящемуся ровным голубым светом алтарю, вновь погрузилась в свои грустные мысли. Так хотелось повидать родных, хоть одним глазком.