Каждое слово сопровождалось жесткой экзекуцией магической вещицы. Как же удачно я выскочила на улицу в туфлях на маленьком толстом каблучке! И сейчас он остервенело втаптывал, вбивал, вколачивал артефакт в мокрый от дождя деревянный пол садовой беседки.

Выдохлась и поникла, склонившись вялым мокрым чучелом над невозмутимо поблескивающим кругляшом на кожаном шнурке. Казалось, ни царапинки, ни выбоинки, ни скола на нем! Удивительная живучесть ведьмовского изобретения!

Подумалось отстраненно: за такое отношение к вещи можно ведь её благосклонности лишиться! И тогда…

— Господи, что же я делаю? — выдохнула пораженно и подняла оберег, когда мысль наконец дошла до меня. — Извини меня, родненький. Прости дуру психованную, не держи зла… — Я, наверное, окончательно свихнулась, потому что шептала слова прощения, гладила, баюкала оберег, и меня ничуть не трогало, что выглядело это более чем странно. И тут случилось такое, от чего просто обмерла от ужаса. — Ой, мамочки!..

Артефакт в моих руках взял и развалился на части!

Точнее сказать, расслоился. Словно когда-то склеенные монетки отвалились друг от друга, и теперь две детальки таурона висели на одном шнурке.

Рядом захлопали крылья. Бейл Орест влетел в беседку, вынырнув из-за стены дождя, и опустился напротив. Мокрый, хоть отжимай! Вперевалочку проковылял ближе. Заурчал гортанно, склонив голову набок, рассматривая результат нервного срыва «пр-ришлой» в её ладонях.

— Перри, это как это? Я же… а он… взял и… — Сглотнула вязкую слюну и выдавила хрипло: — Что же теперь будет?

— Швар-ртуйся, пр-риплыли.

___________________________

* «В горнице» — слова: Н. Рубцов, музыка: А. Морозов.

— Есть сражения, которые ни в коем случае нельзя проигрывать,

хотя проиграть было бы так легко, так сладко…

(Макс Фрай)

Трудно описать словами мое состояние, стоило только войти в дом и встретиться лицом к лицу с ведьмой. Я себя еще никогда не чувствовала так неудобно. А уж смотреть в глаза Гектору Карре было и вовсе невыносимо. Они все собрались в холле — и хозяева, и гости, кроме разве что слабонервной дамы Фионы, тетушки Розины, и близнецов. Волнение и укор во взглядах — переживали. Возможно, кто-то даже видел меня в беседке не в качестве человека здравомыслящего.

— Голуба, — жалостливо выдохнула баронесса, — что же ты с собой делаешь?

Её теплые руки обняли, привлекая к себе.

Мой мокрый дрожащий вид не оставил равнодушным даже сдержанного в эмоциях господина Бикерстаффа.

— Юной бессе неплохо бы чего-нибудь… кхм… горячительного внутрь принять.

— Р-рому ей в глотку! — поддакнул жако, слетев с моего плеча.

— Неплохая идея, — хмуро согласился хозяин поместья. — Лео, принеси ликер.

Леонард, словно находясь в сильном обалдении от моего жалкого вида, заторможено кивнул.

— Ликер? Да-да, конечно. А где он? — Он состряпал страдальческую физиономию и вопросительно уставился на отца.

— Тьфу ты, Всемогущий, налакался зелья, — нервно отмахнулся милорд от сына и его вопроса. — Я сам!

И печатая шаг удалился в сторону кабинета.

— Тельма, я совершила непоправимую вещь, — прошептала, боясь признания и отстукивая зубами дробь. Знахарка потянула к лестнице, увлекая за собой в выделенные мне покои.

— Потом расскажешь, — оборвала решительно рвущееся из «племянницы» раскаяние.

— Ох ты ж! — выскочивший из коридора хозяйского крыла лекарь испуганно и драматически всплеснул руками, увидев меня. — В горячую ванну её! Немедленно! Я за микстурой! — выкрикнул и помчался куда-то вниз по ступеням.

— Беги, беги, демон длинноногий, — проворчала беззлобно старушенция, — пока тебя ждали, искали, дитятко, всех умудрился залечить чуть не до смерти.

— Ка… как? — «отстучала», клацая челюстью.

— Каплями своими успокаивающими в лошадиных дозах. Виконт наш аж осоловел, сердечный.

Зажатый в ладони таурон — то, что от него осталось — едва-едва отдавал теплом, слабо пульсируя и покалывая кожу. Было страшно разжать пальцы, будто это простое движение окажется фатальным для оберега.

Сидела в ванне, прислушиваясь к невнятным звукам, доносящимся словно извне и проникающим в голову шуршащим говорком. Недовольство, вздох, фырканье, смешок…

— Чьи это голоса? — спросила у женщины, что аккуратно обливала мои плечи теплой водой из ковшика.

И вдруг все стихло.

— Нет никого здесь кроме нас, дорогая, тебе кажется. Это все переутомление. Успокойся…

— Странно, — не спешила соглашаться с ведьмой, — но я слышала!